— Он правильно сказал? — спросил Хаммер, нашарив в темноте ладонь Ивана.

Иван гадливо отдернул руку.

— Правильно. Он все правильно сказал.

— Я верю… Тебе — я верю… А если… если нас нагонят и всех… всех убьют?

— Ты начинаешь торговаться, — Круль сплюнул. — Если убьют, то всех убьют.

— А Договор? Если станет понятно, что все… что нас не выпустят… Дашь мне Договор? — Теперь голос Хаммера звучал почти деловито, словно он уточнял детали торгового контракта. — У тебя же бланки есть?

— Есть. Дам. Подпишем. Говори.

— Хорошо. Я скажу. Я… Меня…

Галаты пришли к Хаммеру через год после того, как он открыл свой бар. Обычные парни, на вид ни в жизнь не скажешь, что отбитые на всю голову террористы. Вначале стали захаживать выпить, поесть… Потом однажды встретили его уже не в Иерусалиме — в Хайфе. Поехал Хаммер отдохнуть с тогдашней своей официанткой на несколько дней. Галаты перехватили их вечером после дискотеки, сунули в машину, отвезли куда-то за город и там, в подвале, медленно порезали официантку на куски. Те два парня, что были постоянными клиентами Джека. С такими же обычными улыбками на лице, не запугивая, не крича, не угрожая, — просто порезали.

Рот Сандры был заклеен, тело привязано к столярному верстаку — парни, надев клеенчатые фартуки, стали срезать мякоть с костей. Не торопясь, подтачивая время от времени ножи на оселке.

Хаммер не мог закрыть глаза — веки ему закрепили какими-то скобами, рот тоже заклеили, голову прикрутили веревками к высокой спинке стула. Джек смотрел, как бьется его подруга, как ее тело — ее восхитительное тело — превращается в кровавые куски, как соскабливают ножи плоть с костей, выскабливая их до белизны.

Сандра несколько раз теряла сознание, ей что-то вкалывали, потом подвесили над верстаком капельницу.

Сделали несколько уколов Хаммеру, который тоже пытался сбежать в беспамятство.

Потом Сандра умерла. Во всяком случае, тело ее перестало вздрагивать.

Один из галат, забрызганный кровью с ног до головы, подошел к Хаммеру с ножом в руке и предложил сотрудничество. На взаимовыгодных условиях, сказал галат. Ты нам помощь, мы тебе — жизнь.

Галатам нужна была информация о Конюшне, о графике работы оперов, о выезде в рейды — любая информация. И они даже пообещали что-то там компенсировать, давать возможность заработать, для них в том числе.

Хаммер не мог отказать. Просто — не мог. Даже мысль такая в голову не пришла. Он смотрел на то, что еще недавно было его Сандрой, и видел себя, лежащим на том же верстаке.

Его отвезли в Хайфу, посоветовав с толком провести оставшиеся дни отпуска, и даже предоставили ему новую подругу, чем-то похожую на Сандру. Оказалось, что Инга отлично разбирается в психологии и знает массу способов, как завести мужика, даже если тот поначалу бежит от ее прикосновений в сортир, где блюет и бьется в истерике. Инге хватило трех дней, чтобы привести Джека в чувство. Более-менее.

Потом они вернулись в Святой Город.

Клиентам Хаммер рассказывал, что Сандра сбежала с каким-то морячком, Инга ловко управлялась на новом месте работы, через месяц Хаммер стал забывать… Нет, не забывать, такое забыть невозможно. Воспоминания о том подвале стали… Стали зарастать льдом. Вначале — тонким, почти незаметным слоем. Он становился все толще и толще, вначале сковав бьющееся в агонии тело, обездвижив его, потом стал сглаживать черты лица, закрывать раны, потом внезапно от воспоминаний осталась бесформенная глыба льда.

Хаммер знал, что именно прячется в ее глубине, даже видел нечто красное сквозь лед, но это уже его не пугало. Знать и видеть — разные вещи. Совсем разные.

В баре стояла прослушка из Конюшни. Поэтому Хаммер разговаривал о деле с Ингой только вне дома, та передавала информацию галатам… Хаммер даже не знал, как именно она это делает, даже не интересовался.

Потом как-то вечером к нему пришли. Тоже двое. Тоже знакомые, только из Конюшни.

Они не стали увозить Хаммера и Ингу из бара, просто вырубили их электрошокерами и оттащили в подвал. Когда Хаммер пришел в себя, то чуть не сошел с ума — обнаженное тело Инги было привязано к столу для разделки мяса, рот заклеен. Сам Джек снова не мог ни отвернуться, ни закрыть глаза. И снова два человека обыкновенными ножами кромсали еще живое тело.

— Кто? — спросил Иван. — Кто это был?

— Одного ты не знаешь…

— Я знаю, — сказал Круль. — Кто?

— Пульчинелла. Я не запомнил имени, только кличку. Он потом куда-то уехал, — Хаммер перевел дыхание. — Он уехал, а второй… Второй остался. И сделал карьеру. Никита Токарев.

Иван дернул головой, больно приложился затылком к стене. Он, оказывается, ожидал услышать это имя. Сам бы он никогда его не произнес, сознание хитро обходило эту мысль, хитрило с Иваном и с самим собой.

Токарев — легенда. Живая легенда. Каждый из Конюшни был готов ради него пойти в огонь и в воду. ТэТэ зря не пошлет. ТэТэ своих выручает и не сдает.

— Забавно, — тихо произнес Круль. — Вот ведь не подумал бы… Никита. А ведь он мне когда-то жизнь спас. Вытащил из самой задницы…

— Меня тоже спас, — сказал Иван. — И еще десятка полтора оперов из нынешнего состава…

— Но это был он! — выкрикнул Хаммер, испугавшись, что ему не поверят. — Это был он. Он сказал мне, что все знает, что это для меня урок, что сегодня они меня оставляют в покое, чтобы я сам прибрал за ними, а вот завтра… Назавтра он назначил мне встречу в Президентском саду. Я пришел, я не мог не прийти…

Хаммер не мог не прийти, понятно. У него не было выбора. И иллюзий у него также не было. Если раньше, после Хайфы, он мог надеяться на чудо, на то, что в Конюшне не узнают о его сотрудничестве с галатами, и он сможет жить и дальше, накопить денег и сбежать, то после разговора с Токаревым сомнений и надежд уже не осталось. Осталась только тупая покорность.

С которой, как оказалось, тоже можно жить. Сознание Хаммера быстро приспособилось, разделив всю его жизнь, его поведение, на две части. В обычной жизни, в открытой ее части, Хаммер был веселым, жизнерадостным и деловитым. Он мог торговаться, покупать, продавать, брать конкурента за горло и выдавливать соки из должников. А во второй части своей жизни он безропотно выслушивал и беспрекословно выполнял приказы.

— И тех и других? — уточнил Круль.

— Других? — всхлипнул Хаммер. — Каких — других? Не было других, все это было одно и то же, и в этом было самое страшное. Их нельзя было стравить, нельзя было сыграть на противоречиях: и галаты, и Конюшня — все это был Токарев. Он, и никто другой. Какие другие?!

— Извини, — Круль кашлянул. — Неудачная шутка.

— Шутка… Я с ней жил десять лет, с этой шуткой. Опера приходили, уходили, а Токарев оставался, вызывал время от времени к себе на встречи или присылал кого-то из галат…