Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прощай.
Анжелика».
— Это херня, — отшвыриваю бумагу.
— Почерк ее?
— Это ничего не значит. Сколько прошло дней?
— Два.
— Два дня прошло, а вы ее так и не нашли?! — рявкаю я.
— Тарас Орлов был в городе десять дней. Вероятно, они виделись в это время. Планировали.
— Чушь.
— Ищем доказательства. Возможно, найдем. Как ты считаешь, он мог приезжать к ней раньше? Они могли встречаться за твоей спиной? Теоретически.
— Я за ней никогда не следил.
Повисает короткая пауза.
— Это еще не всё, — говорит отец.
— Слушаю.
— Есть подозреваемый. Нашли в долгострое на десятом этаже следы пороха, ты знаешь об этом. Сегодня получили записи с видеорегистраторов. Всё указывает на то, что стрелял Тарас Орлов.
Я закрываю глаза.
— Владимир, возможно, Анжелика действительно воспользовалась покушением и сбежала, как указано в записке. Но исключать не будем, что она соучастница.
— Или ее похитили. Как вы ее упустили? — спрашиваю по возможности спокойно.
— Я лично поручил Ермакову доставить ее домой, она его перехитрила.
— Как двадцатилетняя девчонка могла перехитрить майора полиции? Че ты мне за херню несешь тут, отец?! — взрываюсь я. — Бредятина! Чем ты в этот момент занимался?
— Всё случилось быстро. Они попали в ДТП, она выскочила из машины и пересела в такси. Ему надо было ее силком вытаскивать?
— Да. Надо было. Пусть придет ко мне. Завтра с утра. Я сам его допрошу. На мою жизнь было совершено покушение, а мою жену повез домой таксист?! — пульс шпарит, раны тут же начинают болеть. Адски. Я игнорирую, но голова кружится. — Я ушам своим, блть, не верю!
Отец поджимает губы. Ему некомфортно.
— Так вышло. Мы должны были позаботиться о маме, Лере, Дарине… Владимир успокойся. Угомонись, говорю! Я же сказал, что ищем! Но, если она участвовала в твоем покушении, лучше бы ее не нашли.
— Она не участвовала.
— В понедельник утром она выпросила у отца миллион, тот кинул ей на карту.
— Это ничего не значит.
— Я понимаю, что для тебя это слишком личное. Посмотри видео на телефоне, как будешь готов.
И я смотрю. Весь остаток дня и всю ночь то в сон проваливаюсь, то снова смотрю. Одно видео снято камерой банкомата — Анжелика явно нервничает и спешит, снимает деньги. Красивая, взволнованная.
Следующие видео с камер у дома, где мы арендуем квартиру. А также с камер, что установлены в подъезде. Анжелика за руку с Орловым идет сначала в здание. Потом выходит с сумкой.
Оказывается, забрала лекарства, шмотки, наличку и драгоценности.
Поздоровалась с риелтором Алексеем, он как раз квартиру в нашем доме показывал клиентам. Улыбнулась ему.
Бред какой-то.
Обычно я рассуждаю здраво, розовые очки не ношу. Но в данном случае любые факты разбиваются вдребезги о чувства. Я вспоминаю, как она переживала после нашего первого секса, что я усомнюсь в ее невинности.
Спектакль? Не верю.
Она всегда была со мной открытой, чувственной и настоящей. Мелькала мысль, что Анжелика даже слишком активна в постели для вчерашней девственницы, но она ведь с огнем внутри. Горячая девочка, которая много лет себя сдерживала, а потом раз — и раскрылась. Я поощрять старался любую ее инициативу. В один из первых дней после переезда на съемную квартиру так отласкал ее ртом между ножек, что наш оральный секс вышел на новый уровень. Мы частенько начинали день с минета. С другой девушкой я бы напрягся: что-то от меня нужно. Но у моей Анж всё это выходило естественно, не пошло. Как надо. Сплошное взаимное удовольствие.
Или нет? Ну не могу же я быть настолько оленем!
Время идет, ползет, летит — по-разному. Орлов объявлен в розыск, его семью допрашивают раз за разом — но без толку. Я хожу по палате и чувствую себя готовым к более активным действиям.
По всему краю полицейские проверяют машины. Ищут. Ничего. Так долго — и ничего.
Через два дня я, наконец, сваливаю из больницы. Пишу бумагу, что если помру, то сам виноват. Мне надо ее найти. Бездействие буквально убивает.
Ермакову я чуть морду не набил, тот каялся, чуть не плача. Извинялся, что упустил. Отвлекся. Не подумал. Кусок дерьма. Ошибка, ценою, возможно, в жизнь моей девочки. Его разжаловали и уволили.
Гловач все эти дни бухает в хлам, я ему звонил и в два часа ночи, и в восемь утра — он пьяный настолько, что едва языком ворочает. Сука, папаша, толку ноль.
Время тянется. Я спать не могу, есть не могу. Думать о чем-то другом не получается. Внутри будто вакуум образовался и пустота. Я в гребаном водовороте, но не могу расслабиться и ждать столкновения со дном. Это другая ситуация. Здесь если дна коснусь, то всплывать уже не захочется.
Анжелика, моя хорошая девочка. Я квартиру всю перерыл, хотя после обыска это бессмысленно было. Искал малейший знак, хоть что-нибудь.
Снова дело поднял Веры Гловач. Наизусть выучил, что они с ней сделали. Фотографии смотрю и пересматриваю. Тошно. Лихорадит меня. Я поверить не могу, что это на самом деле происходит. Внутри пылает, крутит.
Чтобы не двинуться рассудком, пытаюсь убедить себя, что она и правда сбежала с любимым человеком. Может, искусно притворялась. Почему нет? Нужно прорабатывать все версии.
Не забываем, в какой семье Анжелика выросла. Притворяться умеет. Актриса. Может, ублажала меня специально, чтобы расслабился. Секса и правда было так много, что в счастье свое не верилось. Самого разного.
Могла ли наша близость, наши разговоры, взгляды, планы на будущее, шутки… — могло ли всё это быть ложью?
Блть. Ну не ложь это была! Не ложь!
Анжелика мне понравилась с первого взгляда. Не влюбился, конечно, это потом уже случилось. В какой момент — не понял, как-то раз — и всё. А сначала просто понравилась. Или можно еще сказать — зацепила. Когда стояла в гостиной Гловача в своем платье девственницы и смотрела с ненавистью. Внутри что-то уже тогда екнуло, отозвалось.
А дальше ревность. Сильная, покоя не дающая. Ревность к Орлову и к тому, что любит его. За что? За какие заслуги? В голове не укладывалось. Так хотелось, чтобы в нашу брачную ночь она моей стала, чтобы хорошо ей было и забыла своего бывшего.
Надавил так, что чуть не сломал тогда.
Вроде же простила?
Давным-давно доказано, что ревность — это не выдумка, не признак неуверенности в себе или чего-то подобного. Вовсе не социальный конструкт, присущий человеку, живущему в нашем времени. Ревность вполне себе существует в природе среди, например, животных.