— Я думал, вы залупаетесь!

Позади заиграла волнующая симфония трехэтажных матов.

— Недооценили мы тебя, Богдан. Ой как недооценили, — молвил Паша.

— Да он издевается над нами! Не слушайте пиздабола, — махнул рукой Бречкин.

— Леха, на замок глянь! Там вместо него дыра, как у проститутки после воинской части.

— Выпустите меня! — как муха бился об стекла и потолок Озеров.

— Не угнали, а взяли на время, — Чибриков продолжил себя топить.

— Очнись! — разозлился Митяев. — Это не кино тебе. В жизни такая отмазка не катит!

— Мы пропали, — схватился за голову Абдуллин.

— И весело, и страшно, — с дрожью в голосе сказал Паша. Ему внезапно вспомнились слова старухи-коменданта о непоправимом поступке.

— Я же сказал тебе следить за ним, Степа. И чтоб без глупостей, — наехал на Кошкарского Арсений.

— Не совершал я глупостей.

— Ага, как же, — усмехнулся Чибриков.

— Кто за то, чтобы пойти пешком?!

— Так, никто никуда не идет, — заявил Митяев.

— А ты нас останови, — рыпнулся Бречкин.

— Будем ждать автозака? — спросил Кошкарский.

— Может, вернуть на место? — предложил Абдуллин.

— Исключено, — отрезал Арсений. — Там могут спохватиться.

— Тогда что?

— Точно не выходить из нее посреди города, — Митяев стал думать. — Богдан, тут нет приблуды, которая шлет на телефон владельцу сообщения, что двери машины открыты?

— Вроде нет.

— А когда вскрывал, так уверен был. А сейчас «вроде», — наезжал на него Арсений.

— Давайте решать проблему, — предложил Озеров.

— Ладно. Сейчас без паники и резких движений доедем до клуба. Вернее, не доедем до него пару кварталов. Оставим машину где-нибудь в тихом месте без камер. А назад, так уж и быть, на такси.

— Кто-то еще хочет в клуб?

— Да. Еще больше, чем прежде.

— Но точно не в объятия к мамочке, — добавил Бречкин.

— Так, я пристегнусь. Сидим тихо. Нам нельзя отсвечивать. Озеров скажет, как до клуба доехать так, чтобы не по центральным улицам, о’кей?

— Верно. Иначе нас на такой машине в два счета заметут, — озвучил Степан. — Бля, мы еще ж без номеров.

— Спасибо, что напомнил.

— А мы постараемся не думать об этом, — пристегнулся Митяев, взявшись за баранку.

— Хотели острых ощущений — получите, распишитесь, — пристегнулся Чибриков.

— Ничего. Отдохнем в клубе и забудем об этом недоразумении. И, пожалуйста, без фокусов, парни. Проблеваться тоже желательно там, чтобы салон не испортить, — произнес Арсений Митяев, переключил рычаг коробки в положение «D» и плавно нажал на газ.

***

В комнате Бречкина, Смурина, Богатырева и Глыбы все чинно спали, укрывшись несколькими слоями одеял. Все нашли удобные для сна позы, ибо ворочаться чревато скрипом и скрежетом кроватей, а высунутая наружу нога к утру могла покрыться инеем.

В самый тихий и темный час в номер кто-то просочился. Черный силуэт замер у дверей, сжимая в руке нечто острое, на секунду сверкнувшее металлическим блеском. Черный человек, прижимая к груди одну из рук, надменно оглядел спящих. Его взор остановился на койке справа от окна, где почивал и видел сны ныне безоружный, беспомощный и ничего не подозревающий Алексей Бречкин — хоккеист, издалека напоминающий медведя в человеческом обличии. Но даже такой грозный и сильный зверь уязвим во сне.

Человек предвкушал свою месть, наслаждался тем, что мог визуализировать ее во всех красках, а потом проделать вживую. Тогда никто не сможет назвать его слабаком, трусом и аутсайдером. Все боятся Бречкина: он их раздражает, но ни у кого не хватает духу к нему подступиться, дать ему отпор. А человек, униженный и оскорбленный, усмирит этого зверя… навсегда. Стоит шагнуть вперед и дать волю рукам. Подумаешь и остановишься — клеймо труса повиснет на тебе до конца жизни. Рука не должна дрожать, когда вершит суд и справедливое возмездие. У черного человека она не дрожала. Солидные габариты соперника не смущают таинственного гостя: они ничтожны перед желанием поквитаться. Человек готов наделать дырок в любом, кто посмеет воспротивиться. Ярость подпитывает его — сила и рвение переливаются через край.

Силуэт двинулся к постели Бречкина и занес над собой припасенное оружие. Всем весом человек навалился на лежащего противника, блокировал его и принялся дырявить ножом накрахмаленный пододеяльник. Нож, кажется, мог с легкостью разрезать и лист металла. Одеяло и простыня окрасились в бурый цвет, словно после выстрелов. Спящий захрипел и закашлялся от поступающей изнутри вперемешку со слюной и желчью крови. Леша пытался брыкаться, но Антон давил гипсом на его шею, вынимая и снова вгоняя нож в тело соперника, чувствуя железный привкус крови и понимая, что сам готов откинуть коньки от перевозбуждения. Парень будто вершил величайшее благо, лишая кого-то воздуха, крови и впоследствии жизни.

«Моли! Моли, проси меня о пощаде, сука! — рычал Филиппов. У Бречкина изо рта вырвалось нечленораздельное бульканье. Его голова была утоплена в бордовую от крови подушку. — Ну, чего?! Кто здесь теперь сильнее всех, а?! Не ожидал такого поворота, мразь?! На еще, получи!» — Филиппов упивался собственной силой и величием.

Изрешетив Алексея, Антон не унимался. Позабыв о травмированной руке, он со стеклянными глазами и дьявольским оскалом дернул за ручки оконные ставни — от безграничной силы все защелки слетели, окна распахнулись, по стеклам поплыли трещины, а от ледяного ветра зашелестели занавески. Но прохлада нисколько не остудила сошедшего с ума мстителя. Антон толком и не понял, как смог одной рукой поднять Бречкина с кровати и усадить его на подоконник, забитый древней паутиной и тельцами покойных жирных мух. Опухший и окровавленный тафгай напоследок получил пару мощных хуков по челюсти так, что его лицо стало напоминать перекошенную мордочку мопса, который уделался в свекольном салате. В это кровавое месиво и рассмеялся Филиппов так, что чуть не сорвал голос.

«И что ты сейчас сделаешь, а-а?! Давай дерись, тряпка!» — глумился Антон и столкнул Алексея в окно. Тот, кувыркнувшись в воздухе, с растопыренными руками и ногами впечатался в сугроб.

Филиппов невозмутимо стоял у окна, глядя на хладный труп самого сильного и борзого игрока команды. Позади убивца никто даже не шевельнулся. И что же это за команда? Одни трусы, эгоисты и лицемеры! Но даже они, по убеждению Антона, солидарны с его «героическим» поступком: «Он заслужил, парни! Да-да, лежите, не смотрите. Продолжайте ничего не делать, ничего не хотеть, а тупо бояться. Ну и кто теперь ваш хозяин?! Кто теперь ваш бог?!»

В порыве самонадеянности и мнимого величия Филиппов внезапно почуял движение за спиной. Не успел он обернуться, как две сильные руки толкнули его в спину и отправили в полет вслед за Бречкиным…

Филиппов проснулся.

Когда он умудрился заснуть?! Ведь в последние несколько часов он без