ионнз-му (полмтмческтму движению, имеющему тиотй целью собрать всех евреев в Израиле — «вокруг горы Ситн») не имеет. Разве что по звучанию эти соова немного похожи, поэтому Ктля-ратскдзчик и объединяет их.

2748

Тбилиси, КавГипротрансстрой, сентябрь — октябрь 1979.

2749

Москва, для В. Туманова, ноябрь 1979.

2750

Учкудук, подсобное хозяйство у Анатолия Кацая, 22.07.1979.

2751

Ср. этот же мотив в посвящении К. Симонову «Прожить полвека — это не пустях» (1965): «Стараясь не ударить в грязь лицом, / Мы ваших добрых дел не забываем» (АР-2-108).

2752

Ср. с более ранним текстом (1973): «Сиди и грейся — болтает, как в седле!» /4; 69/.

2753

Как и в других песнях: «Я чревом урчу» («Песня о Судьбе»; АР-17-130), «И зубы стынут, и в кишках урчит» («Смотрины»; АР-3-63), «Кишки у вас защемлены» («История болезни»; АР-11-63).

2754

Высоцкий: время, наследие, судьба. Киев, 1992. № 4. С. 5.

2755

Москва, издательство «Прогресс», 18.12.1979.

2756

Москва, усадьба «Черный лебедь» (Дом Рябушинского), для сотрудников ВНИИ атомного машиностроения, январь 1980.

2757

Учкудук, подсобное хозяйство у Анатолия Кацая, 22.07.1979.

2758

Как и лирический герой: «Корячусь я на гвоздике» («Гербарий», 1976), «Сажусь — боюсь, / На гвоздь наткнусь» («В этот день мне так не повезло…», 1969). Вместе с тем строка «Друг мой, словно сидит на гвозде» носит образный характер — она означает, что друг героя ерзает, беспокоится, не находит себя места, так же как и сам герой: «Я напрасно верчусь на пупе» («Аэрофлот»). Причем это находит аналогию в том же «Гербарии», где герой говорит: «Я на пупе ворочаюсь» (АР-3-12); и не только в «Гербарии»: «Вот всю жизнь и кручусь я, как верченый» /2; 138/, «На вертящемся гладком и скользком кругу / Равновесье держу, изгибаюсь в дугу» /5; 189/.

2759

Учкудук, подсобное хозяйство у Анатолия Кацая, 22.07.1979.

2760

Этот вариант имеется и на фонограмме: Тбилиси, КавГипротрансстрой, сентябрь — октябрь 1979.

2761

а что касается мотива икоты, то он встречается у Высоцкого довольно часто: «Я не хлебнул для храбрости винца / И, подавляя частую икоту, / С порога — от начала до конца — / Я проорал ту самую “Охоту”» («Прошла пора вступлений и прелюдий…», 1971), «Пили мы — мне спирт в аорту проникал, / Я весь путь к аэропорту проикал» («Инструкция перед поездкой за рубеж», 1974), «Хоть я икаю, но твердею, как спаситель, / И попадаю за идею в вытрезвитель» («Муру на блюде доедаю подчистую…», 1976). Поэтому в стихотворении «Я скоро буду дохнуть от тоски…» (1969) лирический герой с уважением (хоть и опять же с самоиронией) высказался о тамаде: «Пил тамада за город, за аул / И всех подряд хвалил с остервененьем, / При этом он ни разу не икнул, / И я к нему проникся уваженьем».

2762

Ср. в воспоминаниях врача-психиатра Михаила Буянова, «опекавшего» Высоцкого в 1965 году: «С первого же дня начались проблемы: во время перерыва он надрался в театральном туалете. Где-то у него была водка припрятана. Директор театра Николай Лукьянович Дупак принялся меня ругать: “Ну, как же так, Миша, не уследил!” Естественно, я был на Высоцкого зол. Да и он относился ко мне крайне настороженно» (Михаил Буянов: «Я гипнотизировал и кодировал Высоцкого» / Беседовал Б. Кудрявов // Экспресс-газета. М., 2010. 27 июля; http://www.eg.ru/daily/stars/20697).

2763

Торонто, Ambassador’s club, 12.04.1979.

2764

Калинин, Военная командная академия противовоздушной обороны имени маршала Г.К. Жукова, 06.06.1976. Эту же историю он рассказал шесть дней спустя, скрыв свою роль в организации забастовки и говоря о себе в третьем лице: «Я ее написал однажды — четверо суток сидел в аэропорту. Там интересно было. Мы летели в Одессу и, правда, не могли никак вылететь, а там целые такие движения народов были. Нас — то в самолет, то оттуда выгоняли. Потом кто-то объявил сидячую забастовку, говорит: “Мы оттуда не уйдем! Замерзнем все!”. Но потом нашлись штрейкбрехеры, которые стали покидать самолет. Нас оттуда выводили. Потом включали отопление, потом снова, потом забывали почту… А я уже из принципа сидел. Думаю: “Сколько же мы будем сидеть?”. Ну, просидели четверо суток» (Коломна, ДК завода Тепловозстрой, 12.06.1976). Еще две версии написания песни известны от актера Ролана Быкова и режиссера Одесской киностудии Валентина Козачкова: «Он должен был лететь на съемки фильма “Служили два товарища” (снимался эпизод, в котором Брусенцов убивает Некрасова). Командировка была выписана на три дня (все работали в театрах, были очень загружены, и на съемку давали кратковременные командировки). Прошло три дня, Высоцкого нет. Что делать? Кто будет убивать Некрасова? Никто не улетает, все ждут Высоцкого. Наконец, появился. Его спрашивают: “Володя, где ты был?” — А он, благодаря своему бурному характеру, познакомился с шахтерами из Норильска и улетел с ними… “Одесса не принимала, и что я должен был делать?” Так и появилась эта песня» (Ролан Быков. Выступление в кинотеатре «Пионер» 27 августа 1980 г. // В.С. Высоцкий. Донецкий вестник. Из архива Елены Ромашкиной-9. / Сост. В.А. Яковлев. Донецк, 2014. № 1. Окт. С. 67); «Была очень сильная пурга в Одессе дней пять. Сугробы навалило так, что за городом дорогу танками пробивали. Стоял павильон, и ждали Высоцкого, и пять дней он летел в Одессу, и никак не мог улететь. <…> Ему надоело, и он улетел в Магадан. Это он рассказывал мне. Экипаж его узнал: “Что, Высоцкий, надо? Володя, полетели с нами”» (Козачков В.Ф. Одесса помнит Владимира Высоцкого // Белорусские страницы-54. Владимир Высоцкий. Из архива Л. Черняка. Минск, 2008. С. 11 — 12).

2765

Ижевск, Ледовый дворец спорта «Ижсталь», 28.04.1979.

2766

Отметим заодно интересную параллель между «Москвой — Одессой» и стихотворением «Я верю в нашу общую звезду…», написанным примерно в одно время с «Аэрофлотом»: «А вот прошла вся