Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катрин успела протестующее подумать, что одновременный выход из строя всех фонарей попросту невозможен, не надо так, пожалуйста, давайте иначе… мысли ушли…
…Влек вечный Нил свои зеленоватые чистые воды, скользила по ним крупная лодка, простая и изящная, ничуть не похожая на чрезмерную парусами и размерами дахабью. Сидела в кресле на носу быстрого кораблика женщина, любовалась рекой и размышляла о богатой рыбной ловле. Лежала у ног женщины крупная пятнистая кошка, такая же сытая и так же размышляющая об охоте. Гребцы слаженно сгибали спины, густо украшенные рубцами, без устали налегали на весла. Текла над речной водой тень корабля, текла блаженная тишина безмолвия и плеска весел. Смугла кожа хозяйки-властительницы, унизаны кольцами руки, греется на шее тяжелое ожерелье, дремлют странные золотые звери литых богатых украшений. Имя ли Асо[3] носит наводящая ужас дама, иное ли знаменитое имя, посторонним знать не дано. Не ИМЯ важно, но власть и предвкушенье ловли… охоты… вкуса крови, важна тяжесть оружия и бича из кожи гиппопотама, висящих на массивных звеньях золотого пояса…
Как странно чувствовать себя иной.
Потом Катрин, пребывая сразу в десятке мест, увидела многое. Видела и молодого мудреца — он стоял на просторной веранде под ночным небом, вперив взгляд в сияющий звездами небосвод, и думал очень мудро. Астролог и астроном, философ и филолог, геолог и гидролог, поэт и почвовед, в общем, гений, уважаемый равно и фараоном, и пастухом, уникальный и незаменимый в этой эпохе и на этой планете. Ждали и жаждали в спальнях обожающие его жены (или наложницы? тут однозначности пока не имелось), а он мыслил…
Пухлая и прекрасная (давно отбросившая смешные мысли о диете) дама не теряла время на мысли и грезы. Она действовала! Строились каналы и рылись моря, совершенствовалось массовое изготовление писчего папируса, готовилось промышленное бумагопроизводство, неслись через океаны совершенные парусные корабли и скакали через горы и пустыни тысячи исполнительных гонцов, мир переворачивался, совершенствовался и улучшался на глазах, восходила звезда новой счастливой эпохи. А в спальне беззаветной спасительницы XVIII династии все уже давно перевернулось, и … В общем египетская де Монтозан решительно избрала бескорыстный труд во славу прогресса и молодых смуглых наложников.
… Процветали дела лучшего бальзамировщика Фив, издалека везли к нему тела покойных из самых богатых домов и семейств, стоили услуги виртуоза дорого, но и Верхний и Нижний Египет знал, что бальзамировщик всецело предан своему искусству и воистину виртуозен.
Помнила Катрин-уже-не-Катрин, что умерщвлен старый «Крест», издох жутко, и нет возврата осквернителю-нечестивцу в мир живых, пусть и живущих тысячи лет назад. Но видела она и доктора, довольного и процветающего.
Но не было в том сияющем прошлом, которое могло стать будущим, человека, некогда известного под именем Вейль. И это было странно, и это смущало женщину-путницу. Но куда острее смущало непонимание — а куда прочь от дома можно плыть?
Очнулась Катрин от влажных прикосновений и острого, просветляющего голову запаха. Запах был препротивнейший и очень знакомый. В беззвучной тьме парили два красноватых адских огня.
— Ты что же, мерзавка, делаешь?! — шепотом вопросила архе-зэка парящие магические огни и могильный мрак, и не узнала свой голос.
Пакостные маяки над лицом радостно заморгали, тьма заскулила и вновь лизнула Катрин в нос.
Оставшейся в одиночестве Дикси было жутко и собачонку можно было понять. Катрин и самой было не очень-то… Нет, сейчас ни о чем ни думать, просто действовать. Дрожащие пальцы пошарили вокруг, почти сразу наткнулись на ногу, обутую в узнаваемый треккинговый ботинок. Вот вспомнить, где именно стояла в момент… в момент… в момент этого… профессор де Монтозан, оказалось посложнее. Голова работала отвратительно, ужас накатывал неравномерными волнами, нагонял панику и безумье. Да еще мешала Дикси, перепугано суетящаяся вокруг. Шпионка попыталась сосредоточиться на вот этом мелком и знакомом — собачка явно вновь пыталась самоуспокоиться…, вот натужно засопело, коротко зажурчало.
— Да перестань, и так все окропила.
Среди запахов собачьей мочи вновь нашарился ботинок и нога, потом ремешок фотокамеры. Катрин сообразила, куда нужно двигаться, но ползти туда совершенно не хотелось.
— Дикси, ищи! Ищи, говорю!
Как же, собака дура дурой, а пыталась держаться по другую сторону от нужного направления, надежно прикрылась телом архе-зэка и даже посапывать на всякий случай перестала. «Мы не дрессированные, тупые. Какое такое «ищи»?».
Катрин ощупывала пол — пальцы продолжали трястись, да фиг с ними, хуже было, что задница стала чугунной, непосильно тяжелой, с таким тылом вообще никуда не двинешься. А нужно. Шпионка сделала запредельное усилие, переступила коленями и продвинулась на треть метра вперед. Там, во тьме, стоял невидимый саркофаг, который…, в котором…, где… (не думать!) Пыль на полу, уже истоптанная и комковатая, жгла пальцы. К счастью, теперь огниво нащупалось почти сразу.
— Сейчас… — прошептала Катрин, утихомиривая непослушные пальцы.
За спиной ободряюще скульнула Дикси, затопталась на месте, постукивая когтями.
— Не ссать! — потребовала шпионка сразу у всех остатков археологической группы.
Искры показались невыносимо яркими, прямо в мозг брызнули, выжигая остатки самообладания. Катрин накрепко зажмурилась, ощупью поднесла трут к фитилю короткой свечи. Судя по потрескиванию, горит. Шпионка приоткрыла один глаз — ничего не случилось. Свет казался немыслимо ярким, в остальном ситуация стабильная, можно сказать спокойная. Стоит склеп, беззвучно шагает-уходит по стенам бесконечная роспись, всматривается в века печальный рисованный красавец-обезьян, на полу валяются тела и никчемные фонари, сидит среди лужиц крепко зажмурившаяся собачонка, дрожит ушами, усами и всем остальным. Воздух никуда не делся, дышать вполне можно, хотя казалось иначе…
Катрин сунула за пояс выпавший и не особо нужный сейчас пистолет,