— Ну и пусть — главное, все получилось. А Сальма где? — запаниковала она. — Он не…

— Он просто спит, как все нормальные люди. Вон там. Он хорошо о тебе заботился?

— Мы заботились друг о друге взаимно. Я думала, все будет гораздо хуже, но у человека, арестовавшего нас, оказались другие дела — он так толком за нас и не взялся. — Чи помрачнела, вызвав у Тото массу новых переживаний. — Куда мы теперь, Тос — назад в Геллерон?

— Не знаю. Возможно.

— Мне нужно сказать словечко дядюшке Элиасу.

— Опоздала. Стенвольд сказал, что его убил Тизамон.

— Тизамон? Мантид?

— Он самый. Боюсь я его, по правде сказать. Чи…

— Да?

Тото, выросший с клеймом смешанного происхождения, научился хорошо скрывать свои чувства.

— Я рад, что ты на свободе.

— А уж я-то как рада! Хочу снова увидеть небо, Тото.

— Небо?

— Сначала фургон, потом геликоптер, потом камера. Хочется выйти на воздух, хотя бы и ночью. Просто постою на пороге — и сразу назад.

Чи встала и накинула плащ, служивший ей одеялом. Тото, ведя ее за руку к выходу, то и дело кивал — бодрствующим миннцам и Тизамону, точившему свой коготь в углу.

Снаружи убежище охраняли двое часовых. Один слонялся по улице, притворяясь бродягой, другой сидел с арбалетом наверху. Ночь была прохладная, небо напоминало усеянный бриллиантами бархат. Тото, стоя с Чи на пороге, наспех рассказывал ей о том, что произошло после их расставания в Геллероне. В рассказе упоминались встреча со Скуто, стычка Стенвольда с Элиасом, явление Тизамона, путешествие в Асту и в Минну.

— Откуда вы узнали? — прервала его Чи. Этот вопрос давно ее мучил, но поняла она это только теперь. — Откуда узнали, куда нас везут?

— Тизамон и Таниса ходили в осоидский лагерь, — сказал Тото, явно о чем-то умалчивая. Чи спокойно ждала продолжения. — Ном с чего-то решил, что в Минну, — сознался он. — Не знаю, откуда он это взял, и доверия у меня к нему нет. Может, ему сказали осоиды, а может, просто так угадал.

Чи заново переживала свой странный сон. Нет, он никак не мог знать. Так не бывает. Будь сейчас день, она стряхнула бы с себя наваждение, однако под звездным небом, посреди незнакомого города, у нее под ногами разверзлась бездна непостижимого.

Там, в геликоптере, во сне, не похожем на ее прежние сны, Ахей спросил ее, куда они направляются — и она сказала куда.

Надо спросить у Тото точное время. Отсчитать, сколько суток прошло с той ночи, когда Ааген ремонтировал свой геликоптер, немного не долетев до Минны. Это развеет мистические допущения… или, наоборот, подтвердит. Чи так и не задала своего вопроса, страшась ответов, затаившихся во тьме, как детские страхи.

— Мне надо подумать, Тото. Побыть немного одной.

— Тебе надо лечь и поспать, — заупрямился он.

— Я не хочу спать, ни чуточки. — Она говорила чистую правду. — Ну пожалуйста.

Тото ушел, но все-таки наказал часовому-бродяге за ней присматривать.

Они расстались не так уж давно, но за это время Тото успел измениться — как, пожалуй, и вся их компания. На борт «Высокого неба» они взошли юными и наивными, а потом начали быстро взрослеть, усваивая суровые уроки судьбы. Неловкость и застенчивость, свойственные Тото как полукровке, остались при нем, но внутри ощущается стальной стержень. Чи никогда не считала его бойцом, однако он со своим арбалетом приходил на помощь как раз тогда, когда она в нем нуждалась.

— Иди сюда, не прячься, — сказала она. — Я знаю, где ты.

Ахей, весело фыркнув, слетел откуда-то сверху. Миннцы, подобно жуканам и муравинам, не созданы для воздушной стихии, и стройный ном на мерцающих крыльях казался властелином этого города.

Он стал на расстоянии вытянутой руки от нее, пряча руки под длинной хламидой.

— Почему? — спросила она.

— Кто может на это ответить? — Она различила в его голосе легкую горечь. — Я здесь, вот и все.

— Я тебе рада. Знаешь… — запнулась Чи, — я видела один сон. Он… утешил меня в то время, когда утешаться было особенно нечем.

— Сон?

— Да, сон, — решительно подтвердила Чи.

— Эх вы, жуканы, — пожал плечами Ахей. — Ладно, пусть так. Вот вернемся в Геллерон и опять сможем враждовать сколько вздумается. Свой долг, полагаю, я уже уплатил?

— Ты считал себя должником из-за того, что я перевязала тебя? — Чи шагнула к нему. — Странные же у вас понятия! Тебе совсем не нужно было делать все это ради меня… но ты сделал, и я никогда больше не буду твоим врагом. — Ей хотелось дотронуться до него, приласкать: он казался таким несчастным под всеми своими масками. — И народам нашим тоже не следует враждовать. Осоиды, придя в Геллерон, не станут разбирать, где номы, а где жуканы.

Ахей промолчал; номы, видимо, только порадовались бы падению Геллерона, даже если при этом пострадали бы их собственные дома.

— Держи. — Чи протянула ему руку, серебристую в свете нового зрения. — Возьми ее, пока еще можно.

Рука Ахея, сторожко извлеченная из-за пазухи, была чуть светлей, чем у Чи, и оказалась на удивление теплой.

— Я, Чируэлл Вершитель, не отвечаю ни за свою семью, ни за свой город, ни за свою расу. То, что я сейчас скажу, будет сказано только от моего имени. Теперь и я у тебя в долгу, притом в неоплатном, потому что ты не бросил меня в беде. Не знаю, почему ты так поступил, но ты пришел мне на помощь и пролил кровь наших общих врагов. — Чи говорила как по писаному, испытывая странное чувство, что эти слова лишь частично принадлежат ей.

Ахея они, во всяком случае, проняли.

— Ты слишком легко говоришь подобные вещи, — сказал он, попытавшись освободить руку. — Ты не знаешь, как крепко связывают нас клятвы.

— Я знаю.

— А ведь ты меня видишь, — заметил он, перестав дергаться. — Видишь, хотя теперь ночь.

В самом деле: улицу, если не считать чадящего факела, озаряли лишь звезды. Он видел ее благодаря своему Наследию, она его — благодаря своему.

— Вижу, — подтвердила Чи. — Я потратила уйму времени, чтобы обрести Наследие Предков, но оно открылось мне только… только после того сна.

Все маски слетели прочь. Ахей испугался, и его страх передался Чи. Тепло его руки делало нома пугающе близким.

Нить, по которой он шел к ней от самого Геллерона, натянулась теперь до отказа. Чи отпустила руку Ахея и торопливо, опасаясь сказать что-то лишнее, вернулась в подвал.

Ночью Тальрику так и не удалось выспаться. После побега заключенных, когда во дворце восстановился хоть какой-то порядок, он разыскал полевого хирурга. Можно было вызвать и городского врача, но Тальрик знал по опыту, что никто не лечит раны лучше военных медиков.