наполнялись ядом. Упрёки Анжелы не произвели на меня никакого воздействия.

– Это неправда, – невозмутимо ответил Соби, не отводя глаз. – Не имею привычки жаловаться вообще, а тем более на женщин.

– Анжела видела твои синяки? Что ты ей сказал?

– Что подрался.

– Она поверила?

– Возможно, нет.

– Но пожалела тебя.

– А как же. Она же женщина.

– И под порывом жалости вы стали целоваться?

– Да, Анжела поцеловала меня.

– Как?

– В губы.

– И ты был, конечно, не против.

– Не против. Анжела хорошо целуется.

Мерзавец, ничего не отрицал. Кобра ревности снова подползала к моему сердцу.

– Ещё скажи, что у неё руки нежные.

– Не могу отрицать этого.

– Может, вы ещё и на моей кровати покувыркались?

– Что ты. Кровать госпожи – это святое. Мы ограничились только ласками.

– И поди, отнюдь нескромными?

– Тебе интересны подробности? Изволь. Пока ловкий язычок скользил по моей шее, мягкие ручки проникли ко мне под одежду и страстно ласкали всё моё тело, то поднимаясь вверх к груди, то опускаясь вниз на бёдра…

– Заткнись! – взвизгнула я.

Негодяй! Он ещё смел издеваться! Разозлённая его наглостью, я схватила попавшуюся под руку палочку и запустила ею в мерзавца. Но тот увернулся.

– Раз тебе так понравилась Анжелочка, то можешь отправляться к ней! Удерживать не стану! Она сейчас как раз изнывает от тоски в ожидании тебя.

– Если ты так желаешь, могу и уйти. – Голос Соби ни на полтона не изменился. – Но уходя, я заберу с собой и букет.

– Ну уж нет! – Я придвинула вазу к себе поближе. – Это мой подарок. Эти цветы Анжела не получит. Ни цветы, ни их значение.

– Так значит, ты приняла мои чувства? – Холод из голоса улетучился, в глазах ожил интерес.

– Я ещё думаю над этим вопросом, – недовольно надулась я. – Ты обидел меня.

– Чем?

– Ты целовался с Анжелой, хотя говорил, что она тебе не нравится. Значит, ты лгал мне.

Однако от моей претензии на лице парня, как ни странно, расцвела хитрая улыбка.

– А ты меня ревнуешь, хотя ранее отрицала этот факт, – сказал Соби. – Значит, тоже обманывала.

– Ничего подобного! Мне всё равно, с кем ты милуешься, только бы не в моей квартире!

– Неужели всё равно?

– Совершенно.

– Тогда почему не позволила Анжеле прийти сюда?

– А зачем она мне здесь? Чтобы смотреть, как она пожирает тебя взглядом и облизывается?

– Но ведь тебе всё равно. Наоборот, могла бы помочь подруге в сердечных делах. Убедить меня в том, какая она хорошая.

От подобного замечания моё негодование лишь усилило поток.

– Да к чему мне это? Ты и так уже оценил все её достоинства. Целуешься с ней, обнимаешься…

– Я её не обнимал…

– Обнимал.

– И не целовал.

– Целовал. Я видела!

– Видела?

Я замолкла и закусила губу. Боже мой! Проболталась!

– Где видела? – Соби с подозрением сузил глаза.

– Нигде! – рявкнула я. – Ты… так красочно описывал ваши… ваши ласки, что эта картина аж… у меня перед глазами встала. И вообще… отстань от меня со своей Анжелой. Только настроение испортил. А ведь я сегодня хотела не ругаться с тобой.

Обиженная я демонстративно отвернулась от собеседника. Надо же, проболталась. Не дай Бог Соби что-нибудь заподозрит. Надеюсь, он не заострит внимание на моих словах и примет моё нелепое объяснение. А Соби молчал. Почему? Разве он не собирался извиняться? О чём вообще он думает? Возможно, ни о чём, а просто сидит и продолжает с хитрой улыбочкой наблюдать за мной. Не выдержав затянувшейся паузы, я с царственным видом повернулась к парню. И даже не удивилась, когда увидела именно то, что и предполагала.

– Почему так смотришь? – спросила я хитрую физиономию.

– Ты мне нравишься, – просто ответил Соби.

– Неужели? – усмехнулась я. – Не взаимно. И знаешь что, раз ты мне испортил настроение, то давай его и восстанавливай.

– Хай, Милена-сама! – поклонился мне слуга. – Какое развлечение предпочтительнее: беззаботная беседа, занятная игра, танцы?

– Да, танцы, – выбрала я. – Станцуй для меня что-нибудь.

Бровь парня удивлённо вздрогнула, и уверенность его улыбки несколько обмякла.

– Мне станцевать?.. Одному?

Не ожидал, да?

– Именно, – послала я злорадную улыбку. – Хочу посмотреть на твой талант. Считай это моей сегодняшней прихотью.

– Ёй, – согласился слуга. – Мне показать какой-то определённый танец?

– Нет. Танцуй, что хочешь. Но такое, чтобы я замерла от изумления, чтобы у меня дух перехватило от восхищения. Удиви меня своим мастерством.

– Нанмондаи.80 – Лицо Соби приобрело задумчивый вид. – Мне даже на экзаменах такое сложное задание не давали.

– Ну вот, постарайся.

Соби подумал немного, потом поднялся из-за стола, зачем-то надел пиджак, застегнул его, а заодно и все пуговицы на рубашке.

– Можно я сменю музыку? – спросил он.

– Можно, – позволила я.

Парень не спеша подошёл к магнитоле и начал перебирать лежащую возле неё стопочку дисков.

– Это будет японский национальный танец? – поинтересовалась я.

– Нет. Национальный танец в современном костюме не смотрится, а подходящего наряда у меня с собой нет. Соно.81

Соби нашёл то, что нужно. Выключил игравшую музыку, открыл крышку дисковода.

– Но музыка будет японская? – продолжала я любопытничать.

– Да. Молодёжная группа «Итадзуракко» – «Шалуны».

– Мм! Судя по названию, у них, вероятно, не очень приличные песни.

– Нет, всё прилично, – заверил Соби, но добавил. – Правда, с намёком на неприличное. У парней хорошая музыка. Под неё удобно ставить импровизации.

Парень вставил в магнитолу диск, настроил нужную композицию.

– Песня называется «Я тот, кто тебе нужен», – дал Соби последнее пояснение.

– Названия достаточно, чтобы не требовать перевод, – сделала я последнее замечание.

Раздались первые такты мелодии. Усевшись поудобнее на подушках, я приготовилась к просмотру спектакля. Соби же вышел на середину комнаты, повернулся ко мне лицом. В его глазах повисла надменность, в позе задержалось высокомерие. Танцор вошёл в образ.

Музыка была дерзкой и порывистой, стройный хор мужских голосов, словно призывал к чему-то, словно требовал внимания. Во время длинного вступления Соби с видом утомлённого светского плейбоя принялся не спешно красоваться, словно перед фотокамерами. Встал так и эдак, пальцем поправил чёлку, провёл по губам, кокетливо склонив голову, игриво подмигнул. Продемонстрировал, как он смотрится с расстегнутым пиджаком, с приподнятым воротником, как развязно выглядит, если сунет руки в карманы брюк. У меня закралось предположение, что это танец фотомодели. Покрасовавшись, танцор лениво освободил один рукав пиджака, затем другой. Сняв пиджак, перекинул его через плечо, ступил налево, обернулся направо, а затем откинул пиджак в сторону, словно ненужную вещь.

Начался первый куплет. Надтреснутый голос парня что-то доказывал. Танцор немного оживился. Но лишь немного. Если сначала он рекламировал пиджак, то теперь решил продемонстрировать все достоинства оригинальной рубашки. Оригинальной не