– Среди твоих родных ещё кто-нибудь имеет таланты в сфере искусств?

– Только муж тёти, фотограф.

– Но он же тебе не кровный родственник.

– Тогда не знаю. Закрой глаза.

За работой Соби был крайне неразговорчив и на вопросы отвечал почти односложно. Пришлось и мне замолчать. Над моими глазами художник работал долго. А когда я наконец их открыла, то встретилась с хмурым взглядом.

– Что-то не так? – поинтересовалась я.

– Риппа-ни86, – подвёл черту Соби.

– Мне можно взглянуть в зеркало?

– Ийе.

Художник повернулся к кисточкам, выбрал одну из тонких и направил её к красной палитре.

– Ну Соби, мне же любопытно, – закапризничала я.

– Нет. Закрой рот и не шевели губами.

Работа над моим ртом заняла меньше времени. Затем раскрашиванию подверглись щёки и подбородок. Но и после этого художник не позволил мне посмотреть в зеркало.

– Сначала причёска, – заявил он. – У тебя есть шпильки?

– Есть. В ящике туалетного столика.

Сейчас пойду за ними и взгляну в зеркало. Но не тут-то было. Соби сам отправился за шпильками. И нашёл их очень быстро, я даже не успела достать из ридикюля пудреницу.

С причёской Соби возился тоже долго. Укладывал каждую прядь, смазывая её каким-то гелем. Парень молчал. Я не видела его лица, он стоял за моей спиной, однако не сомневалась, что на нём лежала печать вселенской заботы. Я тоже молчала, полностью доверившись рукам мастера, и под тихие звуки музыки окунулась в мысли о далёкой, очень далёкой стране, из которой прибыл ко мне мой странный принц. Мой принц. Как-то слишком быстро сердце приняло Соби за принца из моих мечтаний. Кажется, у него и сомнений-то в этом больше не оставалось.

Закончив с причёской, Соби встал передо мной и с видом критика принялся рассматривать своё творение. Слева, справа, подправил что-то в причёске.

– Ну как? – спросила я.

– Надо что-нибудь придумать с нарядом, – сказал Соби. – Твоё платье совсем не подходит этому образу.

– Но у меня нет кимоно, – отозвалась я.

– Сингай да.87

– А может, шею шарфиком задрапировать? – предложила я. – У меня есть красивый шифоновый палантин.

– Какого цвета?

– Нежно-красного такого…

– И где он лежит?

– В гардеробе. Но я надеюсь, в мой шкаф ты не полезешь?

– У меня нет к тебе доверия, – ответил на это Соби и направился в спальню. – Ты же сразу к зеркалу побежишь, а я не хочу, чтоб ты видела картину незаконченной. На какой полке искать?

– Не помню. На второй или третьей.

В этот раз у меня было больше времени, чтобы достать пудреницу. Однако я не стала этого делать. Ладно, пусть художник закончит свою «картину», уж не буду обижать его нетерпением. Соби вернулся с палантином и с моим атласным розовым халатом.

– А зачем халат? – поинтересовалась я.

– Попробую сделать из него кимоно. Переодевайся. Только с причёской аккуратнее.

Пока я переодевалась, Соби с моего разрешения залез в тумбочку и извлёк из неё мой фотоаппарат, проверил его готовность к работе. В этот вечер я чувствовала себя настоящей моделью: сложный макияж, причёска, платье, теперь вот предстоит фотосессия. Стараниями Соби из моего халата перетянутого в талии широким палантином получилось вполне достойное кимоно. И вот наконец художник, оставшись довольным своим шедевром, позволил мне подойти к зеркалу.

Я прошла к туалетному столику и взглянула на моё отражение. Из зазеркалья на меня глядела самая настоящая азиатская девушка с немного раскосыми глазами, с высокими скулами, с тёмными волосами, прибранными в затейливую причёску и украшенными распущенным алым бутоном розы. У лица бело-розовый оттенок, у губ – цвет клубники, на щеках лежал приятный румянец, в уголках глаз – хитрые стрелочки. Конечно, что-то общее со мной у этой девушки имелось, но это что-то было совсем незначительным. Сзади подошёл Соби и, не отрывая взгляд от моего отражения, раскрыл передо мной небольшой ярко-голубой бумажный веер.

– Последний штрих, – сказал художник.

Я молча взяла веер в руку и приложила его к груди. Моё превращение в японку поразило меня. Да и слова все куда-то растерялись. Я смотрела в зеркало и всё меньше и меньше себя узнавала. Под влиянием нового облика даже внутри что-то менялось: хотелось двигаться по иному, по-иному говорить.

– Что скажешь, Милена-тян? – негромко спросил Соби.

– Юмэмитаи88, – только и смогла выдохнуть я.

Стоявший позади японский парень смотрел на меня ласково, будто на нежное сказочное существо, и голос его, пропитанный теплом, отогревал мою душу, словно светом летнего солнца.

– «Има кими-но кокоро га угоита

Котоба томэтэ ката о ёсэтэ.

Боку-ва васуренаи коно хи во

Кими во даре-ни мо ватасанаи».89

Вырывать любовь из сердца уже бесполезно. Она пустила огромные корни и взрастила дерево, которое теперь под нежную мелодию незнакомых слов набирало цвет. Несомненно, в стихах говорилось о любви, и перевода я не потребовала. Такие чувства понятны на любом языке.

– Такой я тебе больше нравлюсь? – спросила я у отражения Соби.

– Ты мне нравишься всякой. В любом наряде, в любом настроении.

Я улыбнулась. До чего же приятно быть для кого-то самой лучшей.

– Опять ты льстишь, – шутливо упрекнула я.

– А ты опять не веришь, – вздохнув, покачал головой Соби. – Пойдём фотографироваться.

Да, фотографироваться. Это я люблю. Соби устроил мне настоящую фотосессию на фоне моего прекрасного букета: с веером, с цветами, грустная, с улыбкой, в фас, в профиль. Фотографий получилось много. И рассматривая их на ноутбуке, я никак не могла выбрать лучшую – мне нравились все. Я даже устала от столь тяжкого труда.

– О, у тебя здесь есть ещё фото, – заметил любопытный Соби. – Можно я посмотрю?

– Смотри, – позволила я.

– Это кто тебя снимал?

– Анжела. Мы с ней летом в парке гуляли.

– А, вот и она.

Я заметила, что Соби рассматривает фото Анжелы столь же неспешно и внимательно, как и мои. И змея ревности вновь зашевелилась в сердце.

– Анжела решила серьёзно взяться за изучение японского языка, – сказала я, наблюдая за тем, как парень разглядывает фотографии. – И вскоре начнёт работать в азиатском направлении. А конкретно в Японии. Поедет в Токио. – Соби никак не реагировал; казалось, он вообще меня не слушал. – А знаешь, почему она всё это делает?

Помолчав ещё немного, Соби повернулся ко мне.

– Как бы я был рад, если б вот это всё ты сказала о себе, – вполне серьёзно произнёс он. – Что ты учишь язык, чтобы поехать ко мне в Токио. И уж тем более был бы счастлив, если б у тебя на то имелась та же самая причина.

Я невольно опустила глаза.