да и Городец лишь раздражённо топорщил усы и хмурился, вопросов доценту он не задавал. Альберт Павлович и вовсе занял позицию независимого арбитра, предупредив доцента, что тот в любой момент может обратиться к нему за консультацией.

Резник на это заявление лишь пробурчал себе под нос нечто неразборчивое, но точно злое, схватился за телефон и начал названивать в ректорат. Поначалу все его попытки задействовать связи терпели крах — судя по отдельным репликам, собеседники хоть и обещали сделать всё возможное, непременно ссылались при этом кто на отсутствие полномочий, кто на закон о чрезвычайном положении, но в итоге ему всё же удалось поднять волну.

Спаса и Городца выдернули на какую-то срочную встречу, вот тогда-то Эдуард Лаврентьевич и Эльвира Генриховна, которые до того форсировать ситуацию не спешили, и жахнули из главного калибра.

— Ознакомьтесь с предварительными результатами обыска вашей квартиры! — Специальный агент протянул Резнику исписанный от руки лист и с выражением добавил: — У вас была изъята запрещённая литература!

— Да как вы посмели⁈ — взвился доцент. — На каком основании⁈

Борису Давидовичу без промедления вручили очередное постановление о проведении обыска, он раздражённо кинул листок на стол и зло выдал:

— И что с того⁈ Подумаешь, велико прегрешение!

— Вы зря относитесь к этому столь несерьёзно! — подключилась к разговору Эльвира Генриховна, мягкости в голосе которой определённо поубавилось. — Хранение запрещённой литературы является серьёзным правонарушением!

— Судить меня за это станете⁈ — взорвался Резник. — Бред! Я учёный, а не преступник и все изъятые книги получил в институтской библиотеке! Да, возможно, нарушил при этом какие-то правила, но это всё во имя науки! Попробуйте предъявить обвинения — посмотрим, как отреагирует на ваши действия общественность! Это преследование по политическим мотивам, вот что я вам скажу! Господин Кучер, зафиксируйте это в протоколе!

Альберт Павлович сделал пометку в блокноте, а Эдуард Лаврентьевич поджал губы.

— Под суд вы отправитесь не за хранение запрещённой литературы! — отчеканил он. — Работа с этими антинаучными текстами лишь показывает вашу некомпетентность и служит отягощающим обстоятельством! В самое ближайшее время против вас возбудят уголовное дело по статье «Халатность», но, уверен, в ходе следствия она будет переквалифицирована на саботаж!

— Что⁈ — возопил Борис Давидович. — Да это произвол!

От возмущения его затрясло, но страха в голосе уловить не удалось, пусть я и постарался настроиться на состояние внутренней энергетики доцента. Ему определённо оттоптали мозоль, но никак не ткнули пальцем в действительно больное место.

— Из-за вашего несогласованного эксперимента по контролируемой инициации госпитализированы три десятка человек и ещё десять проходят восстановительные процедуры в стационаре!

— Моего несанкционированного эксперимента⁈ — презрительно скривился Резник. — Вы хотели сказать, студенческой инициативы, прошедшей все необходимые стадии согласования? И которая, к слову, показала блестящие результаты!

— Никто не давал вам разрешения на проведение опытов на людях! — заявила Эльвира Генриховна.

— А вот об этом, дорогуша, — голос Резника едва ли не сочился ядом, — вам следует поговорить с господином Ломовым. Именно он заинтересовался студенческой инициативой и добился её практического воплощения. Если уж на то пошло, все осложнения случились с соискателями из его контрольной группы!

Кого бы другого от столь фамильярного обращения бросило в краску, но Эльвира Генриховна была слеплена совсем из другого теста. Дамочку, способную прилюдно разгуливать в едва ли не полупрозрачной ночной сорочке, так легко не пронять. Вполне возможно, что не пронять словами вовсе.

— Ваши блестящие результаты — фикция! — вернула она собеседнику ядовитую улыбку. — И осложнения коснулись отнюдь не одной только контрольной группы, как вы пытаетесь это представить! Так называемой контрольной группы не было вовсе! Абсолютно всем подопытным демонстрировались киноролики с одним и тем же гипнокодом! А затем на протяжении двух месяцев вами из общей массы выбирались наиболее перспективные операторы!

Наверное, мне бы удалось уловить мимолётное замешательство доцента, если б я безотрывно наблюдал за ним, но куда интересней показалась реакция на это заявления Ивана Дубка. Вздрогнуть тот не вздрогнул, зато судорожно сглотнул и облизнул пересохшие губы. Пробрало!

А вот — Резника нет, этого прожжённого интригана и шарлатана бездоказательными утверждениями к стенке было не припереть. Борис Давидович лишь печально улыбнулся и покачал головой.

— Когда дилетанты начинают судить о научных исследованиях по своим обывательским меркам, это даже как-то неловко слушать, — завил он, вздохнул и пояснил свою мысль: — Разумеется абсолютно всем соискателям демонстрировали киноролики. Это было необходимо для максимального сходства условий инициации, иначе чистоты эксперимента было не достичь! При этом у контрольной группы были обычные картинки без гипнокодов!

Столь простого объяснения я не предусмотрел, у меня аж под ложечкой засосало, но Эльвира Генриховна осталась невозмутима.

— Коллега… — повернулась она к специальному агенту.

— Согласно показаниям киномеханика, — немедленно подключился к разговору Эдуард Лаврентьевич, — все четыре сеанса в оба дня проведения эксперимента он ставил бобину с одним-единственным инвентарным номером, что подтверждается соответствующими записями в журнале регистрации показов.

— Он что-то напутал! — заявил Резник. — Или случилась какая-то техническая накладка!

— Отнюдь! Помимо всего прочего у нас уже имеются показания подопытных, направленных на лечение в горбольницу, а очень скоро на руках окажутся и результаты их обследования на предмет остаточных следов и характера гипнотического вмешательства!

— Материалы эксперимента были сфальсифицированы с целью подтверждения вашей гипотезы! — припечатала доцента Эльвира Генриховна. — И о банальной халатности не может и речи идти! Когда стало ясно, что отклонение от нормального распределения носит негативный характер, вы в спешном порядке набрали якобы контрольную группу и тем самым совершенно осознанно поставили под угрозу жизни и здоровье ещё пятидесяти соискателей!

Борис Давидович самую малость побледнел, лицо его заострилось, а нос будто бы сделался даже крупней обычного.

— Мне ничего об этом не известно! Эксперимент проводил доктор Ломовой, со мной он свои действия не согласовывал. Я даже в инициативную группу не входил! Просто студенты вынесли на обсуждение общественности мои разработки! Если результаты были скомпрометированы, придётся начинать всё сначала!

— Не выйдет! — зло уставился на него специальный агент. — Ваша теория базировалась на антинаучных бреднях и была изначально ошибочна! Вы об этом знали, теперь узнают и в учёном совете! И никто за вас не вступится.

— Я — исследователь! Исследователям случается ошибаться, это не преступление! Мою теорию просто извратили!

— Халатность или саботаж? — уколол его вопросом Эдуард Лаврентьевич.

— Не вижу смысла обсуждать научные вопросы с некомпетентными дилетантами! — вздёрнул голову Борис Давидович. — Это всё?

Специальный агент покачал головой.

— Всё только начинается, гражданин Резник. Помимо озвученных обвинений мы расследуем вашу причастность к убийствам профессоров Красовского и Орлика, а также сотрудников института Чертопруда и Рубца.

Доцент расхохотался.

— Да вы никак на меня все свои нераскрытые убийства повесить решили! Это смешно, господа! Просто смешно! Что же я их всех собственноручно погубил, а?

— Не собственноручно. Исполнение этих преступлений осуществили студенты из вашего кружка. Некие…

— Вот им обвинения и предъявляйте! — заорал Резник. — И не морочьте мне голову!

— В убийстве сотрудника Бюро оперативного реагирования Рубца вы принимали самое непосредственное участие, — вкрадчиво произнесла Эльвира Хариус, у меня аж мурашки от её голоса по спине побежали. — Что касается остальных эпизодов, вам будут инкриминированы подстрекательство к убийству и организация преступного сообщества.

— Вздор! — аж брызнул слюной враз растерявший всю свою невозмутимость доцент. — Бездоказательный вздор! Это преследование из-за моего участия в выборах! Я в газеты пойду! Вас всех с работы поганой метлой погонят!

То ли он уже знал о гибели своих подручных, то ли был уверен в их преданности, но слабину не дал, а вот по пухлому лицу Ивана Дубка градом покатились крупные капли пота. Его обвинения равнодушными не оставили.

И в этот момент из соседнего кабинета послышалось:

— Понятые, подойдите!

Послышались недоумённые голоса, а пару минут спустя к нам с каким-то газетным свёртком в руках вышел из кабинета Дамир Соль. За ним потянулись остальные, благо просторное помещение было рассчитано на многолюдные собрания преподавательского состава кафедры и тесниться не пришлось.

Аналитик положил свою находку на стол, аккуратно развернул газету и продемонстрировал всем металлическую шкатулку. Работал он в перчатках и собственных отпечатков оставить не мог, но дальше замешкался, опасаясь стереть чужие.

— Это ваше, гражданин Резник? — спросил Эдуард Лаврентьевич.

— Первый раз вижу!

Специальный агент повёл рукой, замок щёлкнул, откинулась крышка. Внутри обнаружились катушки микроплёнки, паспорт некоего Левандовского, но с фотографией Резника и ещё один на имя Эллы Левандовской, а в довершении всего — пухлая пачка иностранной валюты и пакет провощенной бумаги, в том — белый