— Странно, — хмыкнул я и спросил: — А что с институтской библиотекой? Выявили пособников Резника?

— Недостачи в спецхране не зафиксировано — где бы Резник ни раздобыл запрещённую литературу, точно не там.

— А как же библиотечные штампы?

Городец развёл руками.

— Их подделать — пара пустяков. Вопрос в другом: один наш с тобой не в меру эрудированный общий знакомый отличается фотографической памятью, в оглавлении изъятых «Математических методов гипноза» он углядел раздел, которого не было в оригинальном издании.

— Какая-то новая редакция? — предположил я.

— Подделка. Остальные книги тоже подверглись правкам, особенно «Идеальная инициация» Дамиани. В неё вставили целый ряд тезисов, которые полагались ошибочными на момент запрета издания, но получили подтверждение годы спустя и считаются бесспорными ныне. Это добавило достоверности теории, которую взялся проверять на практике Резник. Как уверили меня специалисты, его сделанные на основании этих материалов расчёты были абсолютно верны, просто основывались на изначально неверных посылках.

Я едва не присвистнул от изумления.

— Пока непонятно, подсунули Резнику фальшивки или он сам их изготовил для того, чтобы вовлечь в аферу Ломового, но такого рода идеологическая диверсия может оказаться много разрушительней любой бомбы. Это настоящая мина замедленного действия! Вот об этом я и хочу с тобой поговорить.

— Ну конечно! — фыркнул я. — А я-то никак в толк взять не мог, чего вы разоткровенничались! Неужто к оперативной работе привлечь собираетесь?

— У тебя уже есть работа, ею и будешь заниматься.

— Которой именно?

— Общественной. Ты нам интересен в качестве секретаря дисциплинарного комитета.

Я не удержался от тяжкого вздоха.

— Слушаю вас, Георгий Иванович.

Городец наставил на меня указательный палец и веско произнёс:

— Заниматься будешь контролем самиздата! Сейчас на руках у студентов скопилось невообразимое количество перепечаток неофициальных методичек, конспектов с самыми завиральными теориями и даже самопальных гипнокодов. Требуется незамедлительно взять ситуацию под контроль! В самое ближайшее время студсовету порекомендуют запустить компанию против этих шарлатанских бредней, на тебе будет первоначальный анализ изъятых материалов и выявление возможных каналов вброса заведомых фальшивок.

Услышанное поразило до глубины души, и я не удержался от ехидного:

— Ну да! Кто везёт, на том и едут!

— Никто не собирается взваливать всю работу на тебя одного. Мы с Альбертом выделим по человеку, будешь загружать их по мере надобности.

Я надолго задумался, потом сказал.

— Хорошо, но есть одно условие…

Георгий Иванович встопорщил усы и отрезал:

— Это поручение, а не предложение!

Сдать назад я и не подумал.

— И тем не менее, мне кое-что от вас нужно.

На скуластом лице куратора заиграли было желваки, но он моментально обуздал эмоции и разрешил:

— Излагай!

Я вновь приподнялся на одном локте и сказал:

— Фёдор Маленский, помните такого?

Городец помнил, но на моём конфликте с Барчуком акцентировать внимание не стал, перечислил куда как более актуальные моменты.

— Дезертир. Находится в республиканском розыске по обвинению в нападении на сотрудника идеологического комиссариата. По оперативной информации сбежал за границу.

— Думаю, с ним не всё так просто. В комендатуре у него был покровитель.

— С чего взял? — поинтересовался Георгий Иванович.

Я обрисовал основные моменты, но особого впечатления на куратора ими не произвёл. Нет, в целом с озвученным выводом тот оказался вполне согласен, просто резонно заметил:

— И что с того? Ты же не хуже меня знаешь, что обвинение в нападении на сотрудника комиссариата сфабриковано твоим дружком Коростой. Не было никакого участия в мятеже, была стычка на почве личных неприязненных отношений, инициатором которой стал совсем другой человек.

С этим я спорить не стал, напомнил о более ранних событиях:

— А в комендатуре? Он точно ко мне не просто так прицепился!

— Извини, Петя, но ты был идеальной мишенью для любого, кто хотел самоутвердиться за чужой счёт.

— Поначалу — возможно. Но дальше-то до покушения дошло! Либо их компанию кровью повязать хотели, либо и вовсе потребовали от меня избавиться! Просто Казимир Мышек не справился! А когда Боря Остроух слабину дал, его в железнодорожный корпус сослали, и после этого Маленский новую компашку собрал.

Георгий Иванович покачал головой.

— Можешь объяснить, зачем кому-то понадобилось от тебя избавляться?

Ответил я без малейшей заминки:

— Да хотя бы из-за того, что я мог опознать Сомнуса!

— Притянуто за уши!

Настаивать на этой своей версии я не стал и сказал о другом:

— Тогда, быть может, из-за того, что это вы меня в комендатуру привели? Ещё и комиссару разрекламировали! Мол, и стреляю, и мотоцикл вожу, и с парашютом прыгаю. Вдруг кто-то решил, что меня в учебный взвод целенаправленно внедряют? Там ведь и второе дно было, так?

— Кто-то решил — это сам Хлоб? — хмыкнул Георгий Иванович. — А доказательства наличия у Маленского покровителя ты получил при анализе информации, предоставленной самим комиссаром? Ничего не путаю?

Я только вздохнул, поскольку куратор своим вопросом безошибочно угодил в самое слабое место моей теории.

— С Маленским Хлоб мог просто оказать кому-то услугу, — сказал я тогда. — Примерно, как оказал её вам со мной.

— Именно, Петя! — кивнул майор Городец, поднимаясь со стула. — Поэтому о первичных документах забудь. И они, и ходатайства, в том числе по тебе самому, завизированы комиссаром и подписаны начальником комендатуры. На покровителя Маленского ты так не выйдешь.

— А как-то иначе это можно сделать?

— Забудь! — повторил Георгий Иванович. — Уж поверь на слово — людям, которым взялся бы оказать услугу комиссар, тебе дорогу лучше не переходить.

— А вам самому?

Городец пожал плечами.

— А я для начала справки наведу. Тоже, знаешь ли, не самая зубастая рыба в пруду.

— С Митенькой своим поговорите. Доклады его поднимите за тот период, — со смешком посоветовал я. — И ещё Остроуха допросить можно.

— Без тебя разберусь! — Георгий Иванович двинулся на выход, а уже у двери обернулся и заявил: — Да! Твоему любимому Вязу объявили о служебном несоответствии и настоятельно рекомендовали озаботиться поиском нового места службы.

Я аж присвистнул.

— Это как так?

— Когда аналитики уведомили дежурного о непонятной энергетической активности на кафедре системной оптимизации, он в нарушение всех инструкций скомандовал отбой и отменил выезд на место происшествия дежурной группы.

— Но ему ведь приказали не совать нос в дела контрразведки!

— Инструкции, Петя! Инструкции — это святое, — ухмыльнулся в ответ Городец. — Никого не волнует, кто что кому сказал. Учти на будущее.

Он вышел за дверь, а я озадаченно хмыкнул. Вроде, порадоваться нужно, а всё каким-то неважным кажется.

Ну что за жизнь такая?

Вечно всё через одно место! Научный, блин, факт! И приоритеты эти ещё мои самому себе придуманные…

Стоп! Семья, друзья и приоритеты — это святое! И, к слову, о друзьях…

Блокировать болевые ощущения мне запретили строго-настрого, так что, усевшись на койке, я какое-то время перебарывал дурноту, потом только поднялся и заковылял к входной двери. Вышел в коридор, побрёл в женское крыло. Кого другого незамедлительно вернули бы обратно в палату, ну а я с помощью связей в отделении интенсивной терапии сумел выбить двухминутное свидание с Ингой, благо ту уже вывели из медикаментозного сна.

Бинты, гипс, нога на растяжке. Но живая и все конечности на месте, а это главное.

То, что не убивает оператора сразу, не убивает его вовсе.

— Спасибо, — тихонько выдохнул я, с кряхтением сев на стул рядом с койкой.

Инга слабо улыбнулась.

— За что? Особист с военной кафедры — ну, который усатый и скуластый! — сказал, будто это ты опасных преступников застрелил! — Она чуть повернула голову, посмотрела мне в глаза и жёстко произнесла: — Ты не имел права решать за меня! Не нужно меня опекать! Я — не жертва!

Я виновато улыбнулся.

— И в мыслях такого не было, — произнёс, не сумев задавить тяжёлый вздох. — Видишь ли, я — записной эгоист. Пистолет-то был нелегальный, со сбитым номером! Вот я и принял кое-какие меры на сей счёт. Ты не думай, это не буржуазный конформизм и даже не малодушие! Просто инстинкт самосохранения, а против инстинктов не попрёшь. И посоветоваться с тобой возможности не было, а так бы — непременно. Даже не сомневайся.

Инга какое-то время молча обдумывала услышанное, потом смежила веки.

— Болтун! — уже без всякого надрыва в голосе выдала она, запнулась, сглотнула и с лёгкой дрожью в голосе сказала: — Спасибо, что собрал меня там… Иначе до приезда скорой я бы не дотянула. Не спорь! Не сама это придумала, так заведующий отделением сказал. Очень тебя хвалил, между прочим.

Дверь приоткрылась, и медсестра погрозила пальцем, но силком выдворять из палаты покуда не стала. В любом случае испытывать её терпение не стоило, я ухватился за спинку стула и поднялся на ноги.

— Ну, значит — мы квиты. Поправляйся!

— Постой! — забеспокоилась Инга. — Ты куда⁈ Погоди! Зачем они на нас напали⁈ Что ты раскопал на Резника? Его