Девяносто лет назад немецкий социалист Рудольф Гильфердинг предсказывал неуклонное движение ко все более сильной концентрации финансового капитал (термин Гильфердинга)28. И действительно, общепринятый взгляд на финансовое развитие – это взгляд с высоты крупных, успешных, выживших компаний. Фамильное древо Citigroup изобилует крошечными веточками (одна из них завершается City Bank of New York, основанным в 1812 году), которые со временем сливаются в единый могучий ствол – ныне здравствующий конгломерат компаний. Это ложный подход к финансовому развитию. Эволюция не заканчивается единым стволом, а начинается с него. Периодически ствол дает новые побеги: на свет появляются новые банки и финансовые институты. Тот факт, что по дороге более успешные фирмы поглощают слабые, не имеет отношения к делу. В процессе эволюции животные тоже едят друг друга, но вовсе не это порождает эволюционные мутации и все новые виды и подвиды. Я хочу сказать, что повороты финансовой истории мира редко когда можно объяснить положительными эффектами от масштаба и разнообразия производства. Как правило, истинный прорыв происходит под влиянием образования прежде неизвестных видов и не менее регулярных волн творческого разрушения, смывающих слабые фирмы с лица земли.

Давайте возьмем в качестве примера банки, розничные и коммерческие, – мало где еще найдешь такое биологическое разнообразие. Да, великаны вроде Citigroup и Bank of America все еще с нами, но Северная Америка, как и значительная часть Европы, может похвастаться сравнительно конкурентным банковским сектором. В последние годы главной ареной перемен стал сектор кооперативных банков: за крахом ссудносберегательных ассоциаций в 1980-х последовала волна укрупнений, и большинство банков перешли в акционерное владение. Когда я впервые задумался об этом, в развитых странах на грани вымирания стояли разве что банки государственные – в самом разгаре была приватизация. После финансового кризиса все изменилось до неузнаваемости. Национализация Northern Rock возвестила о возвращении государственного владения банками. В те дни, когда я переписывал послесловие для издания этой книги в мягкой обложке, было похоже, что власти США помимо своего желания возьмут контроль над Citibank, Bank of America и другими учреждениями, оказавшимися на грани банкротства.

С другой стороны, новейшая история финансов – это история умножения видов, история возникновения все новых типов финансовых институтов, и именно такой истории мы ожидаем от истинно эволюционной системы. На свет появились узкоспециализированные компании – например Capital One, начинавшая с потребительского кредита и только с потребительского кредита. Новые “бутики” в мире банков предоставляют дорогостоящие услуги тем, кто готов платить. Банки “прямого пользования” могут работать без отделений, лишь бы клиенты имели доступ к телефону и интернету; этот феномен обнаружил себя совсем недавно и пошел в быстрый рост. Выход на сцену гигантских инвестиционных банков нисколько не смущал новых шустрых игроков – хедж-фонды, частные инвестиционные фонды и многие другие, что плодились и размножались изо всех сил. Как мы видели в шестой главе, страны – экспортеры промышленной продукции и энергии стремительно накапливали золотовалютные резервы и в конце концов произвели на свет новое поколение государственных инвестиционных фондов.

Как грибы после дождя росли не только финансовые фирмы – непрестанно ширился и набор доступных активов и услуг. Годы до 2007-го стали свидетелями безудержного увеличения спроса на ценные бумаги, обеспеченные активами, прежде всего бумаги с ипотечным покрытием. Многократно вырос объем рынка производных ценных бумаг, причем львиная доля деривативов продавалась вне биржи и с учетом запросов конкретных клиентов, не подчиняясь каким бы то ни было стандартам и не оставляя возможности для скорого урегулирования конфликта в случае кризиса; продавцы таких бумаг получали баснословные прибыли и не слишком задумывались о возможных печальных последствиях, да и вряд ли могли их предусмотреть.

Возвращаясь к нашей аналогии с эволюцией, можно сказать, что в последние два десятилетия финансовый сектор пережил свой Кембрийский взрыв: старые виды процветали, в то время как новых становилось все больше и больше. Как и в мире природы, отдельные гиганты не могли сдержать процесс эволюции и едва ли угрожали существованию сравнительно мелких видов. Как и в мире природы, размер в финансах решает далеко не все. По мере того как крупные акционерные компании становятся еще крупнее, они все сильнее вязнут в бюрократической волоките, тратят все больше ресурсов на издание ежеквартальных отчетов о своей деятельности, теряют в эффективности и дают шанс все новым видам маленьких частных фирм. Эволюцию не заботит ни размер вашего организма, ни то – до определенной степени, – насколько сложно он устроен. Главное – это уметь выжить и передать будущим поколениям свои гены. Если ваше предприятие будет давать высокую прибыль на капитал и служить примером для всех остальных, то вам нечего опасаться финансовой эволюции.

В мире финансов видообразование и мутации, как правило, эволюционировали в ответ на изменения конкурентной среды и иных внешних условий, а естественный отбор определял, каким чертам суждено стать успешными и распространиться по всему деловому миру. Периодически – как и в мире природы – спокойное течение эволюционного процесса нарушалось в силу геополитических потрясений и финансовых кризисов. Но есть и разница: гигантские астероиды (вроде тех, что в конце мелового периода стерли с лица планеты 85 % населявших ее видов) атакуют биологическую систему извне, финансовая же система сама порождает кризисы. Среди таких “точек разрыва” – Великая депрессия 1930-х и Великая инфляция 1970-х, а соответствующие им эпизоды “массового вымирания” – это банковские паники в первом случае и коллапс Savings and Loans – во втором.

Нечто подобное, похоже, происходит и на наших с вами глазах. Начиная с лета 2007 года резко стали ухудшаться условия кредитования, пошли вниз цены многих активов, и многие хедж-фонды оказались в незавидной ситуации – требования клиентов о возвращении той или иной суммы могли означать мгновенную смерть. Даже лучшие из лучших, те, кому удалось без особых потерь преодолеть начальную стадию кризиса (вроде “Цитадели” Кена Гриффина), по итогам 2008 года понесли значительные убытки. Удар самой страшной разрушительной силы пришелся по банковской сфере. По оценкам Международного валютного фонда, обесценение американских ценных бумаг, обеспеченных активами, и других видов долга с высокой степенью риска привело к совокупным потерям порядка 2,2 триллиона долларов. На данный момент (февраль 2009 года) финансовые компании объявили о списании со своих балансов (то есть признали убытки таковыми) активов на 1,1 триллиона долларов – в лучшем случае половины общей суммы. С начала кризиса американские банки списали активов на 494 миллиарда долларов и мобилизовали 448 миллиардов нового капитала, оставив зазор почти что в 50 миллиардов. В массе своей банки стараются держать один доллар капитала на каждые 10 долларов активов, и тогда из предыдущего факта следует, что балансы банков сократятся еще на 500 миллиардов долларов или около того. Сказать легче, чем сделать: разрушение теневой финансовой системы с ее внебалансовыми конструкциями вроде структурированных инвестиционных фондов “обогатило” балансы банков миллиардами долларов прежде скрытых от посторонних глаз активов и обязательств. Вдобавок к этому многие клиенты из-за пределов финансового мира, напуганные недостатком ликвидности, принялись использовать заранее оговоренные кредитные линии, еще сильнее раздувая активы банков.