— Вот обидно-то будет, езли окажетзя, что этики разплавили карниз! Ну, авозь они решили, что никто не доберетзя так далеко, раз убрали веревки и закупорили туннель!

Бартон слышал только половину слов, но угадал остальные.

Дважды им пришлось сделать привал, чтобы поесть и поспать. Река между тем уходила все дальше вниз и скоро совсем исчезла. Бартон, любопытствуя, насколько глубоко внизу, зажег запасной фонарь и кинул его вниз. Он считал секунды, пока огонек падал вниз; луч превратился в тонкую нить и совсем исчез во тьме. В пропасти было не менее трех тысяч футов.

Наконец вокруг стало светлеть, что предвещало близость выхода. Путешественники выбрались на воздух, где стоял туман, но было не так темно. В небе сияли гигантские звезды и газовые туманности. Тонкая пелена тумана позволяла разглядеть справа скальную стену. Люди стояли на самом краю бездны, по дну которой текла Река.

— Мы не на той зтороне, — сказал Джо. — Здезь нам путь зкоро преградит гора. Как бы перебратьзя на ту зторону? Хотя, может, этик и на этой зделал нам ход?

— Сомневаюсь, — сказал Бартон. — Тогда бы нам пришлось огибать с внутренней стороны окружающие море горы, чтобы дойти до пещеры. Разве только…

— Что?

— Разве только Икс сделал две пещеры и оставил лодки в обеих.

— Один карниз этики могли просмотреть, — сказал Нур. — Но два?

— Злушайте. Края долины в конце почти зходятзя. Между ними не должно быть больше двадцати футов. Зейчаз я вам покажу.

Джо медленно пошел вперед и футов через шестьдесят остановился. Луч его фонаря, слившись с другими лучами, осветил противоположный край пропасти.

— Боже правый! — сказала Афра. — Неужели этик полагал, что мы перепрыгнем через этот провал?

— Другим этикам и в голову бы не пришло, что это возможно, — сказал Нур. — Но я думаю, что Икс ожидал от нас именно этого. Он знал, что хотя бы один из партии, дошедшей до этого места, сможет это сделать. Ведь он отбирал себе настоящих атлетов. Потом тот, кто прыгнет, привяжет к скале веревку, и по ней переправятся остальные.

Бартон знал, что так далеко прыгнуть не сможет. Чуть-чуть бы поближе…

Джо силен, как два Геркулеса, но чересчур тяжел. Ах-К'ак и Гильгамеш тоже силачи, но слишком малы ростом и грузны. Хорошие прыгуны в длину не так устроены. Терпин рослый, но слишком мускулистый. Нур очень легок и на удивление жилист и силен, но слишком мал. Обе белые женщины и де Марбо тоже малы, да и прыгают неважно. Остаются Фрайгейт, Грумз и Тай-Пен.

Американец, зная, что на уме у Бартона, побледнел. Здесь он стал прыгать в длину еще лучше, чем на Земле, и его наивысший неофициальный результат составлял двадцать пять футов — правда, тогда ветер дул ему в спину. Средним его достижением было двадцать два фута на Земле и двадцать три здесь. Но в таких неблагоприятных условиях он еще не прыгал.

— Надо было прихватить с собой Джесса Оуэнса, — пробормотал он.

— Аллилуйя! — завопила вдруг Грумз, заставив всех вздрогнуть. — Аллилуйя! Господу было угодно сделать меня замечательной прыгуньей! Я в числе тех, кого он избрал! Я создана так, что могу прыгать, как коза, и плясать, как царь Давид, во славу его. А теперь он дает мне случай перенестись через адову бездну! Благодарю тебя, Господи!

Бартон тихо сказал Фрайгейту:

— Неужто ты уступишь женщине? Покажи себя!

— Не в первый раз я им уступаю, — пожал плечами Фрайгейт. — Почему бы и нет? Тут вопрос не в половой принадлежности, а в том, кто лучше прыгает.

— Боишься!

— А то нет. Тут каждый испугался бы, если он не психопат. И Фрайгейт стал расспрашивать Блессид о ее достижениях. Она сказала, что на Земле не очень-то много прыгала, но здесь, живя в стране под названием Вендиша, не раз показывала результат двадцать два фута.

— Откуда ты можешь это знать? У нас на «Рексе» были точный измерительные приборы, но в большинстве других мест их нет.

— Фут мы определяли на глаз, — сказала Блессид. — И, по-моему, довольно точно. Я знаю, что могу это сделать, вот и все! Господь перенесет меня на крыльях моей веры, и я перелечу через бездну, словно его легкая газель!

— Перелетишь и не допрыгнешь, и расколешь себе череп о тот край, — сказал Фрайгейт.

— Может, отмерим нужное расстояние? — предложил Нур. — Вы бы потренировались, а мы бы посмотрели, кто лучше.

— На камне-то? Для этого нужна яма с песком! Грумз предложила перекинуть на ту сторону фонарь, чтобы измерить дистанцию. Фрайгейт привязал фонарь к веревке и метнул — тот упал недалеко от края, откатился и остановился в нескольких дюймах от провала, светя им через черную бездну.

Фрайгейт забрал фонарь обратно и снова бросил — на этот раз он, потравив веревку, удержал фонарь в вертикальном положении, и свет дошел до них под прямым углом.

— Ладно, значит, в принципе это возможно, — сказал Фрайгейт. — Но я забираю фонарь. Никто не сможет прыгнуть, не выспавшись как следует. Я, во всяком случае, слишком устал, чтобы состязаться.

— Давайте отметим фонарями дорожку для разбега, — сказала Блессид. — Я хочу посмотреть, как это будет выглядеть.

Дорожку отметили, и Фрайгейт с Грумз вычислили, откуда начинать разбег. Толчковой чертой служил фонарь в нескольких дюймах от края.

— Попытка будет первой и единственной, — сказал Фрайгейт. — Сначала нам действительно придется разогреться. Тут так холодно… С другой стороны, воздух тут разрежен, а значит, и сопротивление меньше. Может, это и помогло тому черному спортсмену — как же его звали? Вот она, слава — показать фантастический результат двадцать семь футов четыре с половиной дюйма на олимпиаде в Мехико. Но мы-то не успели акклиматизироваться на высокогорье. И не тренировались, само собой.

Бартон ничего не говорил Тай-Пену, давая китайцу шанс вызваться самому. Тай-Пен, внимательно наблюдавший за всей процедурой, внезапно сказал:

— Я тоже великий прыгун! И хотя я упражнялся прискорбно мало, но — не позволю женщине оказаться храбрее меня! Первым прыгну я.

Его зеленые глаза сверкали в луче фонаря. Бартон спросил его, насколько далеко он прыгает.

— Дальше, чем здесь! — сказал Тай-Пен. Фрайгейт бросал клочки бумаги в воздух, чтобы определить силу ветра. Он сказал Бартону:

— Дует слева, так что нас слегка снесет вправо. Но гора загораживает ему дорогу. Скорость его — миль шесть или семь в час.

— Спасибо, — сказал Бартон, продолжая смотреть на китайца. Тай-Пен — хороший атлет, но не такой хороший, как сам утверждает. Таких просто не бывает. Впрочем, китаец сам вызвался рискнуть своей жизнью — никто его не заставлял.

— Ну вот что! — громко сказал Фрайгейт. — Я в самом деле наиболее опытный прыгун, так что прыгать следует мне — и я прыгну!. — Ты преодолел свой страх?