жену на веранде и зовет ее. Он продолжает рассказывать, что она «повернулась ко мне», подразумевая, что женщина стояла к нему спиной, прежде чем он попросил у нее колы. Когда она поворачивается, он замечает странное выражение ее лица, и она интересуется, не болен ли он. И только в этот момент «реальность» возвращается в его сознание, и он видит свою секретаршу. Судя по описанию, я думаю, справедливо предположить, что она (сотрудница) стояла к нему лицом, и поэтому маловероятно, что он перепутал ее с женой, в первую очередь потому, что он вспомнил жену поворачивающейся к нему, в то время как его секретарь, скорее всего, стояла все время к нему лицом.

Сознание этого мужчины восприняло альтернативную реальность. Характер описания говорит о том, что это не было воспоминанием, то есть, возможно, это было событие, которое еще не произошло. Этот случай похож на тот, что описал Стриндберг. В обоих случаях главные герои утратили связь с одной реальностью и на несколько секунд почувствовали другую.

Существует свидетельство того, что Демон может общаться «предчувствиями» через ауру мигрени и, таким образом, изменять потенциальные события будущего. Брайан Инглис цитирует одного из респондентов в докладе о совпадениях для Института имени Кестлера. Женщина по имени Мария Фарквер страдает мигренью. Она описывает, как во время проявления ауры мигрени у нее возникло переполняющее желание навестить подругу:

«Я не видела ее несколько месяцев, и не было никаких особых причин, чтобы думать о ней. Мысль стала настолько сильной, что я решила отправиться к ней домой на велосипеде (около трех километров), несмотря на пульсирующую головную боль. Приехав, я обнаружила, что она приняла слишком большую дозу таблеток, пытаясь покончить с собой. Я позвонила в скорую помощь. Я спасла ей жизнь и позаботилась о трех ее маленьких детях»283.

Если бы у миссис Фарквер не возникло спровоцированное Демоном «желание», вполне вероятно, что ее подруга умерла бы и жизнь троих детей полностью изменилась бы. Очевидно, что в результате этого вмешательства в будущее были внесены серьезные коррективы.

Похоже, что связь между мигренью и височной эпилепсией проявляется в выработке особых нейромедиаторов в головном мозге. Во время приступа мигрени у испытуемых исследовали активность нейронов. В результате были выявлены изменения в выработке нейромедиаторов, особенно серотонина. Ученые сделали вывод, что группа этих химических веществ усиливает проявление мигрени. Как мы видели, височная эпилепсия также связана с чрезмерной выработкой нейромедиаторов. Поэтому очевидно, что несмотря на то, что мигрень и височная эпилепсия — это совершенно разные заболевания, в обоих случаях всему виной определенные нейромедиаторы, которые обостряют состояние осведомленности в головном мозге.

Это может в некоторых случаях привести к безумию. Некоторые неврологи считают, что многие больные шизофренией страдают на самом деле височной эпилепсией и просто не могут справиться со своей сверхчувствительностью. Психиатр Джон Куэйнлутверждает, что во многих случаях височную эпилепсию ошибочно диагностируют как шизофрению. Он пишет:

«Пятнадцать-двадцать процентов так называемых шизофреников, включая многих "хронических остаточных шизофреников"…, которые не реагируют на традиционные методы лечения психозов, на самом деле больны височной эпилепсией»284.

Сходство настолько велико, что психиатр Дэвид Беар предлагает назвать крайние формы височной эпилепсии шизофреноформными. Беар считает, что многие художники и писатели, которые проявляют признаки безумия, действительно страдают крайней формой височной эпилепсии. В качестве примера проявления такой интенсивной творческой формы эпилепсии часто приводят Винсента Ван Гога.

АД В ПОДНЕБЕСЬЕ

В первой главе своей книги о височной эпилепсии писательница Ева Лаплант обсуждает в мельчайших подробностях случай Ван Гога и приходит к выводу, что его безумие вызвано этим заболеванием. Ранее мы обсуждали крайнюю религиозность эпилептиков и видели, как раскрытие определенных каналов восприятия позволяет получить доступ к более широкому пониманию природы реальности. Все реагируют на это по-разному в зависимости от социального статуса и уровня образования. Некоторые, как, например, Пол, пациент Рамачандрана, считают это доказательством собственной полубожественности. Для других страдальцев, таких как писатель-фантаст Филип К. Дик, о которых мы поговорим чуть позже, это свидетельствует о восприятии высшей реальности. Однако для людей с уже сформировавшимся религиозным сознанием это может усилить чувство недостаточности и недостойности. Ван Гога и Достоевского можно отнести к последней категории. Посредством членовредительства, как физического, так и морального, Ван Гог достиг того, что воспринимал реальность гораздо ярче и более тонко чувствовал внутренний смысл того, что он видел.

Известно, что в приступе безумия Ван Гог отрезал себе ухо и пытался подарить его проститутке «на память». Но после этого у него был самый активный творческий период. В таком творческом порыве, который теперь диагностируют как гиперграфию, Ван Гог написал много картин, в том числе ряд странных автопортретов. Он также писал несколько строк в день своему брату Тео. Спустя месяц дикого творчества «внутренние бури», как он называл это состояние, вернулись. Эти непрошеные эмоции и галлюцинации поднялись из его внутренних глубин. Среди них были сверхподробные заряженные воспоминания, похожие на те, что возникали у пациентов Пенфилда, а также у тех, кто страдает криптомнезией. По словам Ван Гога, во время одного из таких припадков он:

«Снова видел каждую комнату в доме в Зюндерте, каждую дорожку, каждое растение в саду, пейзажи полей вокруг… вплоть до гнезда сороки на высокой акации на кладбище»285.

Также он мог слышать отдаленные голоса, как если бы кто-то говорил с ним рядом, и испытывать приступы микропсии — обычные предметы уменьшались на его глазах, как в сказочном мире другого больного височной эпилепсией, Льюиса Кэрролла. Его также накрывала паранойя. Как Филип К. Дик, он подозревал, что против него существует заговор, и видел врагов на каждом углу. В одном из многочисленных писем к своему брату он пытался передать эту гиперчувствительность:

«Кипарис (который я рисую) занимает все мои мысли. По линиям и пропорциям он прекрасен, как египетский обелиск, и зелень такого же благородного качества. Это всплеск черного в солнечном пейзаже, но у него, однако, один из самых интересных оттенков черного, один из самых трудных, какие себе вообще можно представить. Но тогда вы должны увидеть кипарис на фоне голубого, лучше в голубом. Чтобы нарисовать природу здесь, как и везде, нужно прожить долгую жизнь… Иногда я рисую эскизы почти против своей воли. Разве это не эмоция, искренность чувств к природе, которая так привлекает нас?»

Он не только описывает цвета и глубину сенсорного мира Демона, но как в случае с романом «Сестра Филомена» братьев де Гонкур, его эскизы рисуются