Конечно, - отвечают нам. Они могли бы пожертвовать свои деньги в честную религию, которая действительно использовала бы их жертвы для помощи другим, еще более нуждающимся. Или же они могли бы присоединиться к какой-нибудь светской организации, которая эффективно использовала бы их свободное время, энергию и деньги для исправления некоторых мировых бед. Возможно, главная причина того, что религии выполняют большую часть тяжелой работы в значительной части Америки, заключается в том, что люди действительно хотят помогать другим, а светские организации не смогли конкурировать с религиями за преданность обычных людей. Это важно, но это легкая часть ответа, оставляющая нетронутой сложную часть: что нам делать с теми, кого мы искренне считаем обманутыми? Оставить их наедине с их утешительными иллюзиями или же дать о себе знать?

Несмотря на боль и унижение, которые фильм, несомненно, причинил многим, в общем-то, невинным людям, его создатели оказали большую услугу обществу, но дальнейшие подробности или просто дальнейшие размышления над известными деталями могут заставить меня изменить свое мнение.

Конечно, подобные дилеммы слишком хорошо знакомы в несколько иных контекстах. Стоит ли рассказывать милой старушке в доме престарелых, что ее сына только что отправили в тюрьму? Стоит ли рассказывать неловкому двенадцатилетнему мальчику, которого не взяли в бейсбольную команду, о том, как все родители уговаривали тренера оставить его в команде? Несмотря на яростные разногласия по другим моральным вопросам, кажется, существует нечто, приближающееся к консенсусу, что жестоко и злонамеренно вмешиваться в иллюзии других людей, улучшающие их жизнь, - если только эти иллюзии сами не являются причиной еще больших бед. Разногласия возникают по поводу того, какими могут быть эти большие беды, и это приводит к разрушению всего обоснования. Хранить секреты от людей ради их же блага часто бывает разумно, но для того, чтобы выдать секрет, нужен всего один человек, а поскольку мнения о том, в каких случаях следует проявлять осторожность, расходятся, в результате возникает неприятный миазм лицемерия, лжи и безумных, но бесплодных попыток отвлечься.

Что, если бы Марджо Гортнеру удалось обмануть группу искренних проповедников-евангелистов и заставить их делать за него грязную работу? Изменила бы уравнение их личная невинность и придала бы подлинный смысл жизни тех, чьи жертвы они поощряли и собирали? Если уж на то пошло, не являются ли все евангелические проповедники такими же лжецами, как Марджо Гортнер? Конечно, мусульмане так считают, хотя обычно они слишком сдержанны, чтобы говорить об этом. И католики считают, что иудеи так же заблуждаются, и протестанты считают, что католики тратят время и силы на во многом ложную религию, и так далее. Все мусульмане? Все католики? Все протестанты? Все иудеи? Конечно же, нет. В каждой вере есть ярые меньшинства, которые заявляют об этом во всеуслышание, как, например, католическая кинозвезда Мел Гибсон, у которого Питер Бойер (2003) брал интервью для статьи в журнале The New Yorker. Бойер спросил его, отказывают ли протестантам в вечном спасении.

"Нет спасения для тех, кто не принадлежит к Церкви", - ответил Гибсон. "Я верю в это". Он пояснил: "Скажем так. Моя жена - святая. Она гораздо лучший человек, чем я. Честно. Она, например, епископальная, англиканская церковь. Она молится, она верит в Бога, она знает Иисуса, она верит во все эти вещи. И это просто несправедливо, если она не справится, она лучше меня. Но это заявление председателя. Я соглашаюсь с ним".

Подобные высказывания глубоко смущают две группы католиков: тех, кто верит, но считает, что об этом лучше не говорить, и тех, кто не верит вообще - независимо от того, что скажет "кафедра". И какая группа католиков больше или влиятельнее? Это совершенно неизвестно и в настоящее время не поддается изучению, являясь частью неблагоприятных миазмов.

Неизвестно также, сколько мусульман действительно верят, что все неверные и особенно кафиры (отступники от ислама) заслуживают смерти, о чем неоспоримо говорит Коран (4:89). Йоханнес Янсен (1997, стр. 23) отмечает, что в прежние времена иудаизм (см. Второзаконие 18:20) и христианство (см. Деяния 3:23) также считали вероотступничество смертным преступлением, но из всех авраамических религий ислам стоит особняком в своей неспособности убедительно отречься от этой варварской доктрины. В Коране нет прямого указания на убийство вероотступников, но в хадисах (повествованиях о жизни Пророка) оно определенно есть.

Большинство мусульман, как я полагаю, искренне настаивают на том, что предписание хадисов о том, что вероотступники должны быть убиты, должно игнорироваться, но, по меньшей мере, смущает, что страх быть причисленным к вероотступникам, по-видимому, является одним из основных мотивов в исламском мире.

По словам Янсена, "в Мекке или Каире не может быть ни Харе Кришна, ни Багвана, ни саентологии, ни мормонизма, ни Трансцендентальной медитации. В мире ислама религиозное обновление должно избегать всего, что подразумевает или предполагает отступничество" (с. 88-89). Так что не только мы, сторонние наблюдатели, остаемся в догадках. Даже мусульмане "изнутри" не знают, что мусульмане думают о вероотступничестве.

В основном они не готовы поставить на кон свою жизнь, что является самым верным признаком веры, как мы видели в главе 8.

Здесь мы видим другое лицо эпистемологической проблемы, с которой мы столкнулись в главе 8, посвященной вере в веру. Там мы обнаружили, что практически невозможно отличить тех, кто искренне верит, от тех, кто (просто) верит в веру, поскольку соответствующие убеждения удобно удалены из мира действий. Теперь мы видим, что одна из причин, свободная или нет, для таких систематически маскируемых вероучений - избежать или хотя бы отложить столкновение между противоречащими друг другу вероучениями, которое в противном случае заставило бы набожных людей вести себя гораздо более нетерпимо, чем хочет вести себя большинство современных людей. (Нелишне напомнить, что не так давно в самых "цивилизованных" уголках христианской Европы за ересь и вероотступничество людей изгоняли, пытали и даже казнили). Так что же сегодня преобладает среди тех, кто называет себя религиозным, но активно выступает за толерантность? Есть три основных варианта, начиная с изворотливого макиавеллизма.

1. С точки зрения политической стратегии, время для откровенных заявлений о религиозном превосходстве еще не пришло, поэтому нам следует повременить и позволить спящим собакам лежать в надежде на то, что представителей других вероисповеданий можно будет мягко привести в чувство на протяжении столетий.

-"Наше правительство не имеет смысла, если оно не основано на глубоко укоренившихся религиозных убеждениях - и мне все равно, что это за убеждения".

2. Неважно, какой религии вы присягаете на верность,