— Нет, это и в самом деле все, на что ты способна? Неужели такие жалкие потуги могут произвести на меня впечатление?

Рука его рванулась вперед так стремительно, что Женевьева не успела увернуться, и, стиснув горло, легко оторвало ее от земли.

Командор задыхалась и барахталась, безуспешно пытаясь вырваться.

— Видишь? — хихикнул демон. — Я могу проделать это и старым испытанным способом. Как только ваши силы окончательно истощатся в бессмысленной борьбе, вы все тихо и мирно испустите дух. Оставлять вас про запас было, похоже, ни к чему.

Неподалеку распластался на полу потерявший сознание Келль. Уты нигде не было видно. Мэрик стоял возле демона и с явным трудом заносил рунный меч для очередного удара.

— Мэрик, не надо! — пронзительно крикнул Дункан.

Демон повернул голову и, заметив короля, ухватил того за горло точно так же, как Женевьеву. Мэрик громко вскрикнул и, повиснув в пустоте, отчаянно замахал мечом, пытаясь достать тварь. Проку от этого было мало — ему удалось только распороть в нескольких местах вышитый жилет.

Демон-аристократ покосился на эти разрезы, и его лиловые глаза опасно вспыхнули.

— Вот за это ты мне заплатишь!

Не отпуская Женевьевы, он другой рукой принялся все сильнее сжимать горло Мэрика. Раздался зловещий чмокающий хруст, и Мэрик гортанно зарычал от невыносимой боли. Эхо его крика заметалось по пещере.

И словно в ответ ему вдруг раздался другой крик — дикий, животный вопль боли и ярости. Это кричала Фиона. Эльфийка поднялась с пола словно безумная, дрожа от натуги всем телом, глаза ее горели, и вокруг сжатых кулаков горел ослепительный ореол магической силы. Демон на миг замешкался, с любопытством оглянувшись на нее, — и в этот миг Фиона швырнула в него громадный сгусток молний.

Вспышка ослепила Дункана, а гром, последовавший за ней, едва не сбил с ног. Шатаясь, он привалился спиной к стене и, когда открыл глаза, увидел, что Фиона, истощенная этим взрывом энергии, упала на колени. Демон, выронив Женевьеву и Мэрика, распростерся на полу. Жилет его сгорел дотла, и на обнаженной груди дымился след удара. Судя по всему, демон был оглушен.

Дункан не мог не воспользоваться этим случаем. Очертя голову он ринулся вперед, подпрыгнул и приземлился на выбитого из колеи демона. “Поглядим, как тебе понравится вот это!” Приземлившись, Дункан в тот же миг вонзил оба кинжала в голову, и они бескровно вошли в глаза твари.

Демон взревел от боли, ослепленный, замахал наугад руками. Неведомая сила ухватила Дункана поперек и подбросила высоко в воздух. Он ударился о свод пещеры, и тут же словно исполинская рука припечатала его к камню, сдавила, не давая вздохнуть.

— Это было глупо, малявка, очень глупо! — прорычал демон-аристократ, выдернув из глаза кинжал. Лиловое свечение в этом глазу стало болезненно ярким, словно сочилось из неведомой трещины. Демон повернулся к Фионе, и лицо его исказилось жуткой, нечеловеческой гримасой.

— Хочешь поиграть, детка? Соскучилась по хлысту? И когда только ты поумнеешь?

— Никогда! — выкрикнула Фиона. Она снова поднялась на ноги, настолько ослабевшая, что дрожала всем телом, лицо ее превратилось в маску безграничной ненависти. — Никогда больше ты меня не тронешь! Никогда!

— Посмотрим! — процедил он.

Вокруг его руки возникло пламя — черное, пронизавшее воздух таким лютым холодом, что Дункан содрогнулся. Демон протянул руку к Фионе, черное пламя вокруг его пальцев разрасталось все сильнее. Эльфийка, не дрогнув, все с той же ненавистью смотрела на своего мучителя.

Однако, прежде чем демон успел нанести удар, Дункан увидел, как за спиной у него поднимается окровавленный Мэрик. Король взмахнул рунным мечом и одним ударом снес демону голову.

Они проснулись.

Дункан поднялся со стылого каменного пола гномьих руин. Вокруг все так же лежали груды скелетов. Он увидел останки правителя гномов — того самого, кем некогда завладел демон. Теперь скелет распластался на троне, словно никогда и не приходил в движение. Мертвое опять стало просто мертвым, и Дункан смотрел, как кости гномьего правителя крошатся, на глазах рассыпаясь в прах. Какая бы магия ни сохраняла их целостность, ныне она бесследно исчезла. Через считаные секунды на троне осталась только горстка праха.

Зловещая аура, что еще недавно окутывала зал, рассеялась. Дункан слышал, как шевелятся, просыпаясь, его спутники, видел, как на возвышении приходит в себя Мэрик. Совсем рядом с Дунканом пошевелилась Фиона. Дункан увидел, что к ней вернулся обычный облик, и от ран, которые были нанесены ей в Тени, не осталось ни следа. То же относилось к каждому из них.

Фиона глядела на свои руки, с трудом веря глазам:

— Это… это реальный мир? Я жива?

— Мы все живы, — с ухмылкой сообщил ей Дункан.

Эльфийка подалась к нему, стиснула в объятиях, плача от изнеможения и радости, и Дункан тоже обнял ее. Он и представить не мог, через что ей довелось пройти. Да и не хотел представлять. С него достаточно было и того, что он помнил собственное прошлое.

Проснулись, однако, не все. Один за другим приходили они в себя, но Николас так и лежал, распростершись на полу, там, куда швырнул его удар демона, — безгласный и бездыханный, как окружавшие его древние мертвецы.

В душе Дункан надеялся, что где бы сейчас ни пребывал белокурый воин, сон его благополучно длится и он обрел покой, которого так отчаянно желал. Пусть хотя бы из них обретет покой.

И когда снизошли на них черные тучи,

Взглянули они на то, что натворила Гордыня,

И впали в отчаянье.

Погребальные Песни, 7:10

Фиона испытала безмерное облегчение, когда они наконец-то покинули руины дворца. Отряд, по сути, бежал оттуда после того, как Келль воссоединился с Кромсаем. Пес то и дело принимался лаять на хозяина, словно выговаривал за то, что все остальные так надолго покидали его. Фиона не знала, спал ли пес, был ли он, как и все они, где-то в Тени. Собакам ведь снятся сны, правда? Как бы то ни было, Кромсай явно не находил себе места от радости, да и Келль тоже. Охотник почти ничего не говорил, только гладил пса по голове и печально улыбался.

Тело Николаса они взяли с собой. Казалось неправильным бросить его среди древних гномов, умерших такой страшной смертью. Келль и Мэрик несли его, не обменявшись за всю дорогу ни единым словом; Женевьева шла впереди. Фиона брела вслед за ними, обхватив себя руками за плечи и пытаясь хоть немного согреться. Она никак не могла унять дрожь. Чем чаще она вспоминала пережитый кошмар, тем сильнее пробирал ее холод.

Николаса положили возле руин дворца, у подножия громадной лестницы. Немало времени ушло у них, чтобы набрать каменных обломков и не только присыпать тело, но и возвести нечто вроде могильного кургана. Женевьева набросила на верх кургана свой черный плащ, а потом они долго стояли вокруг могилы, скорбно опустив головы. Пещера внесла в эту церемонию только одно — гнетущее безмолвие.