Разнообразие вообще одна из его характерных черт. В то же время смешение видов (а не рас) кажется возможным исключительно между эльфами и людьми (очень редко) и между орками и людьми (по слухам). Межрасовый брак между роханкой Эовин и нуменорцем Фарамиром даже не комментируют[114]. В своем знаменитом мысленном эксперименте «Каково быть летучей мышью?» (1974) философ Томас Нагель рассматривает такие межвидовые взаимодействия как совершенно необходимое напоминание об аспектах, которые могут быть неизвестны другому виду, непознаваемы им и непередаваемы. Он утверждает, что могут существовать «факты, недоступные человеку», выходящие «за пределы человеческих представлений, <…> которые люди никогда не смогут представить и постичь».

◆

Но прежде чем продолжать погружение в вопросы видоцентризма, давайте посмотрим на разнообразие толкиновского Средиземья и его связь с национальными идентичностями. Литературный критик Питер Акройд определяет английскость такими характеристиками, как разнообразие, адаптация и ассимиляция, ощущение связи с местом и разнородность. В конце предыдущей главы было утверждение (отвергнутое), что «Властелин колец» посвящен английскому духу, то есть является «собственной мифологией» для англичан, во многом как легендариум «посвящен» Англии.

Если это и было бы правдой, роман — все равно не националистический эпос о монархии, империи и гордости, вызванной военным превосходством, а тихая дань языку, ландшафту, героизму в его современном понимании, неудачам, сомнениям и угасанию, робкая песня любви к тому, что Толкин в другом контексте назвал «залитым солнцем архипелагом посреди Великих морей».

Но когда речь заходит о государственности, у Толкина — как всегда — есть свое мнение. В годы Второй мировой войны его взгляды на управление страной были нетипичны для большинства современников и даже вызывающи. Двадцать девятого ноября 1943 года он писал сыну Кристоферу, что его тянет к анархии «в философском понимании отказа от контроля», к противоположности швыряющим бомбы «людям с усиками» и одновременно к «„неконституционной“ монархии». Он даже заявил, что «арестовал бы любого, кто использует слово „государство“», и «казнил бы его, если он продолжит упорствовать!». Восклицательный знак в цитате, надеюсь, доказывает, что это добродушная шутка, а не манифест в поддержку государственного терроризма. Толкин потом признавал, однако, что сочувствует «растущей привычке недовольных людей взрывать динамитом фабрики и электростанции». Другими словами, он, как ни парадоксально, заявлял, что одновременно предпочитает «полное отсутствие правительства и полную централизацию власти». Но наиболее интересны в письмах к сыну то воинственные, то гневные замечания по поводу национальной идентичности Англии. Для Толкина это «неодушевленная сфера», у которой нет «ни власти, ни прав, ни разума».

Перечитайте последнюю строку: Толкин не считает народ активной сущностью, он не согласен, что страны как таковые имеют какое-либо самоопределение и субъектность. Политолог Бенедикт Андерсон утверждал, что сообщества возникают силой воображения благодаря разнообразным действиям, например: определению и нанесению на карту границ, строительству архивов и музеев, почитанию исторических реликвий. Идентичность сообщества выстраивается посредством письма и культуры, общей истории и преемственности поколений, законов и институтов, неудач и поражений, народной памяти и традиций.

Все это присутствует и в Средиземье. Там есть, например, картография, хоббиты хранят бесполезные вещи в Доме маттомов, Арагорн носит с собой сломанный меч, мертвое дерево Минас-Тирита — это след Нуменора и символ Гондора, национального государства. Но Толкина куда больше занимали определения идентичности, основанные на лингвистических факторах, а не на генетическом происхождении. В статье об «английском и валлийском» он писал, что индивидуумы действуют, выражают себя и формулируют мысли благодаря общему языку и, следовательно, «людей прежде всего отличает друг от друга язык, а не „раса“, что бы ни значило это часто не к месту используемое слово в истории Западной Европы с ее долгим смешиванием». Дальше он отмечал, что Британию заселили «разнородные в расовом отношении захватчики». Это любимая тема ранних английских антиквариев — исследователей древностей, принимавших и славивших гибридность. Толкин подразумевал, конечно, разные языки. Следовательно, национальные идентичности у него разнообразны и противоречивы, как почти любой другой аспект творчества.

Если смотреть шире, в английской литературной традиции национальная идентичность вытекает из политики XVIII века и является одним из измерений готики. О связи Толкина с готикой и об осмыслении мира, который признан неисправным, неидеальным и негостеприимным, можно написать целые тома. Хотя писатель отвергал готическую литературу как жанр, «Властелин колец» пропитан готическими мотивами. Средиземье усеяно руинами и образцами древней архитектуры, есть много подземных туннелей и проходов — начиная с Мории и заканчивая Тропами Мертвых. Историей управляет пророчество об осколках («Ищи меч, который сломан»), а оно, в свою очередь, побуждает Совет Элронда решить судьбу Кольца Всевластья. Король-колдун, предводитель назгулов, защищен предсказанием, что его не сможет убить ни один живой муж. Есть ходячие мертвецы в виде призраков Кольца, умертвий и клятвопреступников. Более того, в романе ощущается сильное влияние шекспировских трагедий — «Гамлета», «Короля Лира» и «Макбета», — а те, в свою очередь, повлияли на позднейшую готическую литературу.

«Властелин колец» проникнут мраком: метеорологическим, топографическим, архитектурным, материальным, текстуальным, духовным и психологическим. На дороге к парому в Баклбери — дымка, на Могильниках — туман, а Пеленнорские поля окутаны Великой тьмой. Нуменор поглощает ужасный потоп. Непроходимы Лихолесье, Старый лес и Карадрас, а Мертвые топи удается преодолеть только с помощью Голлума. Ужасают рукотворные сооружения: Могильники, Мория, Ортанк, Минас-Моргул, Барад-Дур, Дол-Гулдур и Ангбанд. Материальное сокрытие принимает форму темных плащей Черных Всадников и одиннадцати плащей Лотлориэна, Эовин переодевается в Дернхельма, а Фродо и Сэмвайс — в мордорских орков.

Текстуальные неясности — сердце толкиновского Средиземья. Они проявляются в вымышленных языках, фразы из которых часто остаются без перевода, в найденных рукописях, например карте Торина, в пророческих песнях и стихах, в надписях и гравировках, неоконченных книгах и забытых поэмах. Духовная таинственность многозначительно сдвинута на второй план, но подразумевается в не вполне признанных молитвах: Сэм в схватке с Шелоб кричит на языке, которого не понимает, а размышления Фарамира о Нуменоре остаются необъясненными.

Что касается психологических вопросов, в книгах есть пророческие сны, видения, искажения восприятия под действием Кольца, раздвоение личности и умопомешательство, а также чудовища: Смауг, Глубинный Страж, крылатые твари, на которых ездят назгулы, Шелоб.

Альтернативную реальность в Средиземье создают сны. Хоббитам почти постоянно что-то снится. В Бакленде Фродо видит во сне множество деревьев, океан и белую башню. В Старом лесу всех четверых одолевает дрема, и Сэму снится, как дерево бросает его в реку Ветлянку. Дома у Тома Бомбадила Фродо видится Гэндальф на Ортанке, Пиппину — ивовое дерево, а Мерри — вода. Сонливость возвращается в Могильниках, где расстояния «тонут в обманчивой дымке». Фродо там видит сон и просыпается, а Мерри снятся лежащие в этих курганах мертвецы — воспоминания о людях Карн-Дума навязчиво появляются через порталы надгробий. Новый сон Мерри видит в Бри, когда его одолевает «черное дыхание» назгулов. Фродо снится трубящий рог и скачущие