Но на обвинение в бесчестии воевода расскажет полуправду. Приглашал Сапега на переговоры? Конечно! Шейн хотел при личной встречи склонить поляка сдаться. Предлагал шляхтич предательство? Да! И тем самым оскорбил, за что был посечен саблей.

И уже умершее тело, было посечено. А после Шеин, чуть поразмышляв, и вовсе приказал с почестями похоронить Яна Сапегу. Ну не будет же кто-то раскапывать могилу, чтобы посмотреть на смертельные раны!

Глава 15

Глава 15

Киев

28 апреля

Военный Совет длился уже два часа. Князь Дмитрий Михайлович Пожарский «включил» скрупулёзность и тщательно прояснял все действия каждой из служб. Наказной воевода и командующий условно «малоросской группировкой войск» помнил свои промахи, которые с ним случались, особенно впилась в память битва под Брянском, где Пожарский допустил ошибки, которые чуть не привели к поражению при заведомом превосходстве в силе и численности войск.

Сперва докладывала обозная служба. Полковник, пожилой вояка Доброхвотов, назначенный командиром над всеми вспомогательными службами, рассказал, как организованна оборона обозов, кто отвечает и как налажено питание, подвоз ядер и пороха. Такие вопросы были важны, как никогда ранее, в связи с тем, что образовывалось большое логистическое плечо с препятствием в виде большой реки.

Три каната были натянуты с одного берега Днепра на другой, сооружены большие плоты-паромы, на которых будут увозить раненых, как и подвозить подкрепления к линии обороны. Река в этом месте широкая, с немалым течением. Но то, что является сложным для войск Пожарского, то оказывается невозможным для противника. Была уверенность в том, что польско-литовские отряды не смогут переправится через реку и Киев останется тылом, где станут спокойно работать развернутые лекарни.

Полевая медицина была в зачаточном состоянии, но определяющее тут — была. Три десятка учеников второго года обучения Лекарской школы, как и пять десятков парней только недавно открытого училища «помощников лекарей», готовились к приему «ранбольных». Нарезались чистые ткани, проверялись запасы крепкого алкоголя и уксуса, которые будут использовать, как для анестезии, так и для дезинфекции. Тульский оружейный завод, превращающийся в огромную, по нынешнему времени, многопрофильную корпорацию, снабдил лекарей лучшими ножами, щипцами, пилами и некоторыми другими хирургическими инструментами.

В Киев нескончаемо шли обозы с провиантом. В Москве так перестраховывались, что имеющимися запасами еды можно было прокормить не меньше месяца не только русское войско, но совокупно с вражеским и с местным населением. Вот только еда была… необычная. Много привезли картофеля, который по предписаниям по обозной службе нужно обязательно добавлять в супы… Да и супы становились обязательными. Хотя и старая, добрая, каша, так же оставалась в рационе русского воина. Очень сложно было наладить котловое питание, и только сейчас Сергей Иванович Доброхвотов сообщал, что, наконец, получилось отрядить по пять обозников на каждую роту с большими котлами и казанами.

— Полковник, — обратился Пожарский на новый лад к Доброхвотову. — Ты готов к тому, что в войске может случится оспа?

— В Киеве выделены дома, которые уже находятся на этом… картинине… карантине, — Сергей Иванович чуть покраснел от неловкости, что сам начальник обозной службы не может выговорить слово, которое вовсю используется в лекарской среде.

— Хвори в войске ляхов не так много. Они убирают всех хворых сразу, токмо все равно не нужно с ними ручкаться, — Пожарский улыбнулся и осмотрел всех собравшихся в поисках одобрения, но люди были собраны и на шутки про «ручкаться с ляхами» не отреагировали.

Предстояла драка, жестокая. Все к этому готово, войско сильное, укрепления мощные, в артиллерии недостатка нет, оружия хватает. Вот только еще не привыкли к победам русские воины. То, что произошло более чем полтора года назад, уже начинает покрываться дымкой. Побили ляхов? Да! Но нынче получится ли?

— Капитан Разумнов, тебе слово! — после небольшой паузы сказал Пожарский.

Дмитрий Федорович Разумнов, по прозвищу «Розум», чуть не усыпил командиров своим докладом. Цифры, цифры, и… вновь цифры. Расстояния между укреплениями, количество заложенных бочек с порохом для подрыва, как далеко будут разлетаться поражающие элементы — это было понятно для бывшего чернорабочего Митьки, становившимся уважаемым войсковым розмыслом, но для военачальников слова капитана стали усыпляющей колыбельной.

— Нет, такое мне сложно принять, — Болотников нарушил тишину, установившуюся после доклада Розмыслова.

Пусть слова лихого командира всей легкой конницы и были не совсем уместны, нарушая субординацию, но с Иваном Исаевичем согласились все присутствующие, сдерживающие зевоту. Дмитрий Розмыслов с улыбкой развел руками. От-то считал, что еще глупец неразумный. Учиться еще и учиться, чтобы воевать так, кабы все вороги стонали.

— Коли ты, Иван Исаевич, говорить начал, так и обскажи всем, что, да как. Пощипал ли ляха? — сказал Пожарский.

Болотников разгладил аккуратно постриженную бороду, величаво приподнял подбородок и набрал воздуха, чтобы начать хвалиться успехами. Но дверь в комнату дома киевского бургомистра, где проходило совещание и жил князь Пожарский, резко открылась. Все внимание мужчин было направлено на вход. На пороге стоял взъерошенный помощник командующего.

— Что замер, Фролка, сказывай! — повелел князь, не замечая, как насупился Болотников.

— Ляхи. В полдне пути. Выдвигаются сюда, — сообщил личный слуга Пожарского, который дежурил у дверей комнаты совещания и принял казацкого сотенного, что прибыл сообщить новые разведданные.

Наступила пауза. Все собравшиеся смотрели на князя, ожидая его отмашки на начало работы. Лишь Болотников отвернул голову. Ему не понравилось, что никто не услышит всех тех подвигов, что были совершены под его чутким руководством, а несколько раз и при активном участии в качестве скачущего на противника впереди конной лавины.

Войско Яноша Острожского, действительно, не щипали, а, что ни на есть, били. Любая стоянка для польско-литовского войска уже скоро становилась целой войсковой операцией, когда большая часть конных отправлялась перекрывать все возможные пути к лагерю. Болотников нападал на такие заслоны силами в тысячу и более конных, всегда организовывал пути отхода. Бывало, что Иван Исаевич лишь обозначал атаку, а после убегал. Вот только это бегство было «степным», ложным. В исполнении кассимовских татар, такой маневр был филигранным.

Дважды ляхов ловили на уловку, и конные отряды польской конницы попадали в засаду, где их по фронту ждали свежие конные силы, а по флангам… тоже свежие силы, как и те татары, которые убегали. Более тысячи польских конных были изрублены или застрелены в ходе таких атак.

А еще поляки начинали ощущать недостаток продовольствия и фуража для коней. Три склада сгорели, при этом Болотникову удалось подпалить только один склад. Однако, обозы, которые хоть чуть отставали от