А вчера няня еще про нее рассказала. Соседка угостила Валю конфетой. Та откусила половину, а вторую половину завернула в бумажку со словами «это маме». Потом походила, достала оставшуюся половину и еще откусила от нее, а остаток опять в карман спрятала – «это маме». Через какое-то время достала этот малюсенький кусочек, посмотрела на него с сожалением, громко для всех объявила, что мама все равно не хочет, и со вздохом облегчения доела все.

10.03.2001. Поездка с Валей в Приэльбрусье

«Что бы ты ни делала, все равно тебя люблю»

На глазах всего (нового) коллектива в совместную поездку, с которым я взяла дочку, Валя то ведет себя изумительно для своего возраста, то закатывает грандиознейшие истерики. Я же, по моему мнению, реагирую исключительно правильно: в момент истерики – пытаюсь понять их причину, а в затишье – позволяю делать все, что делают взрослые и я в том числе. Например, когда мы вместе с ней на канатке поднялись на вершину горы, и так как было достаточно жарко и я загорала на снегу в купальнике, то раздела и ее плюс никак не реагировала, когда она стала играть на краю площадки, под которой начинался некрутой склон горы. Я расценила, что опасности для жизни никакой нет, а если она и свалится, то я легко ее достану.

На вечерней дискотеке она сначала дико орала, чтобы выключили музыку и включили телевизор, подходя с этим предложением к нескольким человекам, а потом, после игнорирования ее требований и разъяснений, с удовольствием с нами танцевала до 23 часов. А когда захотела спать, сказала мне и сама спустилась на другой этаж в нашу комнату. Я все эти поступки, несмотря на периодические истерики, расцениваю положительно. Но когда мужчина лет 45-ти из отдыхавшей компании в вечерней приватной беседе попросил объяснить, почему я ей все позволяю, я была сильно напряжена и чувствовала себя не в своей тарелке. И это опять из-за страха осуждения и желания всем нравиться.

Тот самый воспитательный этюд

Дочке, по-видимому, не хватает моей любви, и она не чувствует полного принятия с моей стороны. Как следствие – жутчайшие истерики с душераздирающим криком казалось бы на ровном месте.

А я сама сейчас ничего другого дать ей не могу, так как мое состояние – не лучше. И Валю качает: сначала бурные объятия посреди ночи со словами: «Мамочка, я тебя крепко-крепко люблю», – а в момент истерики она может ударить или ущипнуть меня, приговаривая: «Вот тебе!» У меня в этих случаях просто руки опускаются, и я не знаю, что делать, поэтому не делаю ничего. Вот как было на следующий день в горах.

Валя разбросала в процессе игры все вещи в гостиничной комнате. Уже плохо помню, с чего началось. Я попросила ее убрать, она сказала, что делает то, что ей нравится (то есть повторила сказанные когда-то мною слова, но говорила-то я их в ином контексте), начала разбрасывать другие вещи специально. Потом приказным тоном потребовала от меня, чтобы я бросила чтение своей книги и начала для нее что-то делать. Я начала очень разумно и спокойно объяснять ей, почему не могу этого сделать ( т. е. нудила и морализировала ). Она закричала и заплакала. Я вздохнула и, проигнорировав, продолжала делать свое. Валя начала кричать сильнее. Я опять постаралась объяснить ей. Она назло начала разбрасывать все еще больше. Я решила, что у нее истерика и она садится мне на голову. Поэтому жестко сказала, что если она будет еще бросать свои игрушки, я их повыкидываю. ( Можно было самой начать разбрасывать. ) Валя начала проверять: специально кинула куклу. Я выкинула ее с балкона. Она кинула вторую. Я ее – туда же. Тогда она дико заверещала и начала кидать все подряд: и игрушки, и мои вещи, и все, что попадало под руку.

Я растерялась и отошла в сторону, не зная, что делать. Хоть плачь самой. Было понятно, что это у нее не просто детский каприз, а что-то серьезнее. ( Можно было удивить: покукарекать, например. ) Валя продолжала кричать, что «все-все расскажет бабушке» (в смысле как я над ней издеваюсь), так же разбрасывая вещи. И тут я вспомнила свои детские ощущения. Когда взрослые отказывали в какой-то просьбе, порисовать или поиграть, мне казалось, что это потому, что я – плохая и меня никто не любит. Казалось, что все-все против меня, что я никому не нужна. И в эти моменты мне хотелось шалостями привлекать их внимание. Тогда я подошла к Вале, наклонилась, обняла, заглянула в глаза и сказала: «Знаешь что? Ты можешь орать, кричать и все ломать, а можешь вести себя нормально, все равно я тебя люблю, чтобы ты ни делала! Поняла?» Валя вмиг очень глубоко выдохнула и сказала: «Да, поняла…» Вся истерика закончилась как по мановению волшебной палочки.

Я сама была этой маленькой Валей. Я так же ходила на ушах и лишь еще больше озлобливалась на взрослых за их ругань. Я разбрасывала игрушки и закатывала истерики. И я так же нуждалась в любви и приятии, как и моя девочка.

Но я не знаю, как мне надо себя вести, чтобы у дочки не было моих проблем. Опять этот несчастный парад поколений и замкнутый круг. Конечно же, мне надо стать самой счастливой, тогда и у нее проблемы отпадут. Но у меня это пока не получается.

18.02.2001

Я позволила Богдану не просто довести меня до истерики, а до состояния, когда я на какой-то момент вообще перестала контролировать себя – меня всю заполнило отчаяние. Во всей сцене, которую я сейчас опишу, я почти все (за исключением последнего) сделала неправильно.

Предыстория

Валя запросилась к папе в гости. Пробыла там неделю. Время ее в Новочеркасске очень плотно расписано между гостями, в которых ей уделяется максимум внимания, дарится огромное количество подарков. Воспитание в стиле кумира не только своей семьи, но и знакомых. Тем более подошел день ее рождения.

Через неделю папа ее привез. Валя зашла и с порога начала мне рассказывать про свои подарки. Богдан со смущенной улыбкой сказал: «Мама, а мы еще на неделю хотели отпроситься, да, Валечка?» Валя сразу поддержала его и начала меня теребить, отпущу ли я ее еще.

Я сразу согласилась: «Раз ты хочешь, поезжай, конечно!» В шутку сказала Богдану, что наверняка эту мысль он «между прочим» внушил ей по дороге. Он улыбнулся и сильно не отпирался. ( Лишние слова. Игра с моей стороны с Богданом. )

Уже сегодняшняя история

Вариант дальнейшего ее отъезда я всерьез не рассматривала, поэтому сделала скидку на ее возраст, вспомнила, что самое лучшее успокоение для маленьких детей – переключать их внимание. Так, почти все дети плачут о мамах, когда начинают ходить в садик. А потом ходят туда с удовольствием. И момент расставания с ребенком в такой ситуации надо максимально сокращать. Это наименее болезненно.

Поэтому я начала проталкивать этот вариант с Богданом.

Но я не учла его характер. Почему-то эту его черту мне очень хочется назвать САДИЗМОМ .

Я все объяснила Богдану. Он сказал, что не может сделать так, чтобы ребенок бежал за ним, а он закрывал дверь – каким же он тогда будет выглядеть отцом. Он всегда обижался на взрослых, когда что-то просил, а ему говорили, что дадут это завтра. А ни завтра, ни послезавтра не случалось.