Купол наслаждения, под которым сжались в комок мои чувства, больше не был непроницаемым, он как будто поднимался: больше он не окутывал меня подобно одеялу, а скорее окружал, как палатка. Я ощущал приближение оргазма, но внезапно тот метнулся куда-то в сторону, словно рыбка, которая прячется в коралловом рифе.

Когда оргазм настиг Джейд – а это случилось неожиданно, как дорожная авария, – она задрожала и пронзительно всхлипнула, будто от боли. После чего застыла совершенно неподвижно, словно испуганное животное, выхваченное из темноты ярким лучом фар. Рот у нее был открыт, казалось, сейчас потечет слюна, однако она сжала губы и вздернула подбородок, задышав так тяжело, что живот раздулся точь-в-точь как у беременной.

Разумеется, когда любишь кого-то, тебе никогда не надоедает сопереживать его радости, в особенности сексуальное наслаждение. Я обнаружил, что из всех многочисленных извращений лично я способен более всего к вуайеризму – до тех пор, пока объектом моих наблюдений будет Джейд. Мне никогда не надоедало наблюдать, как у нее проявляется сексуальное удовольствие. Когда мы только учились заниматься любовью, она старалась вести себя тихо, насколько это было возможно. Даже тяжкое дыхание могло ускорить мой оргазм, не говоря уже о стонах. Позже, когда мы жили вместе и занимались любовью по три, четыре, пять раз за ночь, ибо наша страсть росла вместе с умением, Джейд иногда выказывала нетерпение, дожидаясь моего финального всплеска, который наступал труднее, чем у нее, из-за естественных различий между мужчиной и женщиной, и чтобы благополучно довести нас обоих до конца и уснуть, она издавала стоны наслаждения, прижимаясь губами к самому моему уху, или же называла меня по имени. На самом деле ничего большего и не требовалось.

Точно так было и в эту ночь. Как только ее тело начало подрагивать и трепетать, отвечая на оргазм, я понял, что меня удивительным образом подхватило и понесло, словно ты вдруг услышал хоровое пение или любимая поцеловала тебя, неожиданно подкравшись сзади на цыпочках. Джейд испустила свой пронзительный вопль, и я ощутил, как семя вдруг рванулось с места, промчалось реками-близнецами, совершило болезненный поворот, однако не замедлило хода. Я схватился за Джейд, интуитивно испугавшись, что она может покинуть меня, выгнулся и потянулся к ней, кончая. Ощущая, что волна наслаждения проходит сквозь меня почти незамеченной, я старался полностью сосредоточиться на ней. Уловка восприятия, попытка обнаружить серебристую дугу, оставленную падающей звездой, полет которой по небу ты заметил лишь краем глаза. Когда Джейд почувствовала размытое тепло моего оргазма, она немного приподнялась и сжалась, чтобы нарочито медленно скользнуть обратно вниз. То семя, которое еще не поддалось на призыв ласкающих пальцев Джейд, покинуло свое вместительное хранилище – едва ли не в омерзительном количестве. Мошонка, ноги и руки сделались ледяными, а рот – за миг до того наполненный слюной желания – стал сухим, как вафля. Мои мышцы опадали, легкие съеживались, словно лопнувшие воздушные шарики, но я продолжал извергать семя.

Джейд посмотрела на меня. Улыбнулась. Ее глаза были остекленевшими, невидящими, как у человека, надышавшегося дымом. В горящей комнате. Она хотела сказать что-то, но передумала. Она наклонялась вперед, пока я не вышел из нее, а потом упала на кровать рядом со мной. Она дышала глубоко, легко, и я, наверное, дышал так же, однако молчание, застывшее между нами, было нехорошим, опасным. Оно лежало, свернувшись, как спящая кошка, грациозная, однако способная выпустить когти, если ее неловко погладят. Я чувствовал, Джейд размышляет, что сказать, и по очереди отбрасывает темы. Ее ноги коснулись моих, но затем отодвинулись. Она вздохнула, расслабленно, слегка удовлетворенно.

Я начал погружаться в неподвижную черноту сна, как человек, который идет вперед, преодолевая препятствия, и падает в канаву. Но я выдернул себя из дремоты, впившись ногтями в ладонь.

Джейд протянула руку и выключила упавшую лампу.

В итоге молчание нарушила она.

– У меня кости как будто свинцовые.

Некоторое время я ничего не отвечал. До того я был занят, стараясь взбодриться, и только теперь понял, насколько взбешен. И тогда я прошептал:

– Знаешь, сегодня я первый раз занимался любовью с того последнего раза с тобой.

– Поразительно, – произнесла она довольно поспешно.

– Почему? Потому что это так бессмысленно? Потому что ты с тех пор занималась любовью тысячу раз?

– Потому что ты такой хороший. – Она потянулась всем телом и потерла глаза тыльной стороной ладони.

Наглядное требование сна. Позволяет мне свыкнуться с мыслью, сосредоточивает на ней все внимание. Так мои родители обычно отправляли меня в постель, когда я был маленьким. Артур глядел на часы. В восемь они оба принимались усиленно зевать…

– Хороший? – спросил я.

– Да. – Она, кажется, пожалела, что сказала об этом.

– Забавно. А вот у меня такое впечатление, что лично я к этому не причастен. Где ты вообще научилась таким штукам?

– Каким штукам? – Вот теперь ее голос прозвучал по-настоящему резко.

– То, что ты делала рукой. Ты занималась любовью сама с собой, правда?

– О господи, Дэвид! – воскликнула Джейд тоном старшей сестры.

– А разве не так? – Я выразил голосом отвращение.

Осознание бродило по периметру моего разума, описывая круги, словно луч с маяка, останавливаясь тот тут, то там, в тех местах, где густая тьма угрожала поглотить свет, истребить его. Неожиданно я сам оказался бредущим в потоке несвязанных друг с другом образов, которые окружают сердцевину сна подобно кольцам Сатурна. У меня сохранилась лишь самая слабая связь с самим собой, и до меня дошло, что Джейд сейчас в еще более скверной форме. Хватит пустяка, чтобы мы начали орать друг на друга.

– Ты не занималась любовью со мной. Господи, да ты просто ублажала себя пальцами.

– Слушай, Дэвид, заткнись. Ты ничего в этом не понимаешь. – Она открыла глаза, мгновение смотрела в потолок, потом снова закрыла их.

Я ощущал, как она размышляет: «Зачем я вообще сюда пришла?» Только я не знал, действительно ли она так чувствует или же просто хочет произнести эти слова ради эффекта. Ей требовалось оттолкнуть меня, это было очевидно. Но я скорее предпочел бы, чтобы мы вцепились друг другу в горло, чем расстались сейчас, погрузившись в одиночество сна, с застрявшим в душе рукотворным удовольствием. Этим фальшивым бриллиантом, при виде которого становится дурно.

– Джейд…

– Оставь меня в покое. Я хочу спать. – (Я замолчал и обнял ее.) – Из-за тебя я чувствую себя настоящей дурой, – произнесла она обвиняющим тоном. – Я могу доказать как угодно, хоть прямо, хоть от противного, что было чертовски глупо приходить сюда и еще глупее – заниматься с тобой любовью, однако никто не в силах доказать это лучше, чем ты сейчас. Ты по-настоящему это доказываешь, Дэвид. Насколько я глупа. Ты это делаешь по-настоящему. – Она приподнялась на локтях, глядя на меня.