— У них были кастеты, — буркнул Эллиот, когда Робин спросила, откуда взялись рваные раны.

Когда она закончила, Джо посмотрел на нее:

— Из тебя получилась бы хорошая медсестра.

— Из меня получился бы хороший врач, — дерзко сказала она и объяснила: — Доктор Макензи научил меня оказывать первую помощь. — Робин посмотрела на Джо более пристально и поняла, что он на пределе. — У тебя есть виски? В книгах этого не советуют, но…

— В спальне.

Спальня была меблирована так же скудно, как и остальные комнаты. Всего-навсего кровать и комод. Ни камина, ни коврика, ни репродукций на стенах. Только маленькая фотография в рамке. Робин взяла фотографию и посмотрела на нее. Женщина с черными волосами, собранными на макушке по моде конца девятнадцатого века, и темными глубоко посаженными глазами. Черты ее лица были тонкими и благородными. Робин взяла бутылку, вернулась в соседнюю комнату и протянула фотографию Джо:

— Это твоя мать?

Он поднял взгляд и кивнул. Робин плеснула в чашку немного виски и протянула ему. Джо опорожнил чашку в два глотка.

— Робин, в этом году я собираюсь съездить в Мюнхен и поискать свою тетю. Как только у меня будут деньги и новая камера…

— В Мюнхен? Ты говоришь по-немецки?

— Ни бум-бум. А ты?

— Угу. Отец учил меня. Наверно, я могла бы…

Но тут Робин подумала о Фрэнсисе и осеклась.

Джо пристально посмотрел на нее.

— Черт побери, я совсем забыл… Мои фотографии…

Робин принесла куртку, оставшуюся на лестничной площадке, и похлопала по карману с негативами.

— Все цело.

— Спасибо. — Она услышала облегченный вздох. — Я знал, что могу положиться на тебя.

Джо наклонился и прикрыл лицо руками.

— Тебе нужно лечь. — Она обвела взглядом комнату. — Я посплю в кресле.

Часы показывали почти час ночи; возвращаться к себе было слишком поздно.

— Ложись на кровать.

— Джо, не говори глупостей. Ты едва держишься на ногах.

— Раз так, поделимся, — сказал он. — Робин, ради бога…

Какое-то мгновение они смотрели друг на друга как старые противники. Потом Робин рассмеялась и следом за Джо прошла в спальню.

Робин позаимствовала одну из его рубашек и заняла левую часть односпальной кровати. Она думала, что тут же уснет, но ничего не вышло. Серебряные лучи полной луны и янтарное сияние уличных фонарей освещали спальню и смежную гостиную. Девушке пришло в голову, что пустота придает квартире нежилой вид, что Джо здесь только устраивает привал и готов в любую минуту снова отправиться в путь. И тут она невольно подумала о Фрэнсисе. Тот становился все более беспокойным и нетерпеливым. Когда они посещали вечеринки и ночные клубы, Робин замечала, что ему требуется не столько одобрение, сколько лесть. Пока что придраться было не к чему; то, что случилось на свадьбе Вивьен, больше не повторялось, и все же Робин, лежавшую без сна в темноте, одолевали печаль и дурные предчувствия.

Майя начала ощущать свою изоляцию физически. В пустом доме звучало эхо, а когда она видела свое отражение в зеркале, то пугалась движущегося предмета. На работе она становилась другим человеком, засиживалась в магазине все дольше и дольше, оттягивая момент, когда придется уйти оттуда, где она что-то собой представляет, туда, где она не представляет собой ничего. Но хуже всего ей приходилось по ночам. Она включала весь свет, однако ничего не могла поделать со стуком собственных каблуков, шелестом штор и потрескиванием мебели. И с кошмарами, во время которых мертвый муж приходил к ней в спальню так же, как делал это при жизни. Она боялась ложиться и засыпала лишь тогда, когда алкоголь притуплял страх. Сон прерывался отчаянными попытками заставить себя проснуться и сбежать от Вернона. Недосып и джин сказывались на ней днем. Когда она смотрела в гроссбухи, цифры плясали перед глазами; она забывала имена людей, которых знала много лет. Проводя по заведенному обычаю выходные за городом, Майя умудрялась заблудиться в узких аллеях и роще, скрывавшей место ее уединения. Однажды она споткнулась на лестнице и чуть не упала, но вовремя схватилась за перила. Майя сидела на ступеньке, смотрела на раскинувшийся перед ней широкий пролет, на мраморный пол прихожей и смеялась, прижимая кулак ко рту. Вернон едва не отомстил ей.

Она пыталась взять себя в руки. Нужно сходить на концерт, а если никто не захочет ее сопровождать, она пойдет одна. Майя надела платье, которое весной купила в Париже (черно-серебристое, с маленьким жакетом болеро), сделала прическу и тщательно накрасилась. В концертном зале ей стало хорошо. Она снова превратилась в ту миссис Мерчант, которой не было дела до мнения окружающих.

Но когда зал почти заполнился, она увидела Вернона. Он был в другой половине и шел между рядами кресел. На нем был вечерний костюм, волосы, как всегда, коротко подстрижены; он обводил глазами публику, разыскивая свою жену. Но тут притушили свет и Майя потеряла его в толпе людей, торопившихся занять свои места. Она искала Вернона взглядом все первое отделение, однако не нашла. В антракте она забрала пальто и уехала. Очутившись дома, Майя вынула из буфета бутылку джина и забралась в постель, положив на колени Тедди. Голос Хью сказал: «Майя, ты знаешь, что Вернон мертв». Конечно, она это знала. Знала лучше, чем кто-либо другой. Следовательно, либо она видела приведение, либо сошла с ума. Рассудочная и циничная Майя в приведения не верила. Она сидела, прижав колени к подбородку, и вспоминала, что слышала, будто в некоторых семьях безумие передается по наследству, как рыжие волосы или более развитая левая рука. В разных поколениях оно может иметь разную форму. Тяга к самоубийствам, галлюцинации, идиотизм… Майя вздрогнула, наполнила стакан и жадно выпила. Когда алкоголь сделал свое дело, она подошла к конторке и написала письмо Хью. Ее почерк был не таким ровным, как обычно, но ничего, сойдет… Потом она накинула на шелковую пижаму пальто и пошла к почтовому ящику. Была полночь; Майя бежала по дорожке, слыша шелест темных кожистых лавровых листьев.

Хью приехал в три часа дня. Они гуляли в саду, смотрели, как Тедди гоняет белок, а потом пили чай в оранжерее. Он уехал около восьми вечера, после чего Майя неделю прожила спокойно. Хью приезжал к ней еще два воскресенья подряд; затем она по традиции уехала за город. А еще через неделю случилось самое страшное.

Когда Майя вернулась домой, ее ожидало одно-единственное письмо. По субботам она часто работала допоздна: всегда требовалось проверить какие-то цифры, просмотреть гроссбухи… Обычно Майя уходила из магазина последней. Когда она поужинала и взяла с подноса письмо, было уже десять часов; в доме не осталось никого, кроме хозяйки.

Майя наполнила стакан и вскрыла конверт из дешевой оберточной бумаги. Тедди прыгал у ее ног, настойчиво требуя внимания. В конверте лежал сложенный листок бумаги. Майя подняла бокал и развернула его.

«СУКА».