Милка сидела, обхватив колени руками, в дальнем углу и ждала. О ней забыли. Сперва женщины с любопытством окружили её, трогали одежду, щупали ткань. Но когда начался пир, её оставили в покое.

- Эй, - услышала она жаркий шёпот.

Младший брат воеводы тянулся к ней, призывно махал руками. Он был уже пьян и улыбался девушке.

Милка не двинулась с места. Тогда он подполз ближе и подтянул её к костру за подол платья, где по-хозяйски облапил девушку.

- Стегис, - кивнул он на себя. - Стегис. Пить, пить.

Чаша с белёсой мутноватой брагой покачивалась перед глазами. В ухо жарко дышал чужой парень. Все кругом были чужие, и что ждёт её, страшно было представить.

Покорившись судьбе, Милка сделала глоток.

Войско князя Романа задержалось ненадолго возле разорённой Визны. Город стоял, хотя и сильно порушенный. Плач и стон были на улицах. В каждом доме оплакивали покойников. В своём терему хрипел и стонал жестоко израненный посадник Горята. Из той засады вырвалась малая часть его дружины, вынесла посадника. Большинство воев пали или попали в полон. Ятвяги потом воротились к оставшемуся без защиты городу, попытались взять его приступом, но места мужчин заняли женщины, и, постояв несколько дней, ятвяги ушли в леса, забрав полон и добычу.

Роман озирал чудом уцелевший город. По пути сюда он видел сожжённые деревни, несколько уничтоженных церквей, порубленных людей и потоптанные озимые зеленя. Грабя, ятвяги немного не дошли до реки Нурец, а там недалеко до Вельска и Дорогичина. Визна был единственным крупным городом, пострадавшим от них. Но округа была выжжена и разграблена.

- Ничо, - приговаривал Роман своим воеводам, - вот ужо отольются им наши слёзы. Долг платежом красен.

Полки его вели воевода Вячеслав и Заслав, недавно ставший тысяцким. В свою личную дружину Роман взял Демьяна Артемьича.

Среди горожан нашлось несколько охотников, которые не раз сопровождали купеческие караваны по окрестным лесам. У самого посадника Горяты в дружине тоже нашлись люди, ходившие к ятвягам и галиндам за полюдьем[47]. Они неплохо знали эту землю. По словам проводников выходило, что много ятвяжских селений располагается по берегам Лыка, правого притока Нарева, и возле озёр, откуда берет начало текущая в Пруссию река Преголя, а также в верховьях Немана.

- По всей земле пройду, покуда не отомщу, - выслушав проводников, сказал Роман.

Несколько дней шли обильные снегопады, да такие, что в десяти шагах ничего нельзя было разглядеть. Потом задул ветер, облака разошлись, ударил морозец, укрепивший на реках лёд, и войско двинулось на север, вдоль Лыка.

Зима уже встала, и в борах сугробы выросли такие, что приходилось то и дело сворачивать на речной лёд -по-иному пройти было нельзя. Проводники с дозорами двигались впереди, то и дело ворочаясь и донося, что лес тих и спокоен. Но Роман не верил спокойствию. Не первый раз ходил он на ятвягов и знал, что их дозоры уже заметили большое войско и только ждут своего часа.

И понял, что оказался прав, когда с дозора прискакал Демьян и сказал, что выше по течению Лыка через лес наперерез движется ятвяжское войско.

* * *

На что они надеялись, Роман так никогда и не узнал. То ли желали запугать русских, вторгшихся в их земли, , то ли пытались задержать до подхода новых сил, то ли просто рвались в бой, опьянённые победой. Но Роман, помня о том, как попал в засаду Визненский воевода Горята и как он сам три года назад ходил с Казимиром польским набегом на эти земли, едва услышав о подходе ятвягов, приказал двум сотням дружинников встать в стороне, на высоком берегу Лыка.

- Главное - не пущать ятвягов в лес, - наставлял он Демьяна, коему доверил это дело. - Чуть побегут - отсечь их от бора. А тамо мы их добьём…

Сам он не чувствовал ни волнения, ни обычного нетерпения перед боем. Была только уверенность - вот сейчас они встретятся, вот сейчас сойдутся и…

…И всё получилось именно так, как задумал Роман. Ятвяги, пуская стрелы, пошли было на русские полки, которые остановились на льду Лыка, открытые со всех сторон. Нахлёстывая серых косматых лошадок, ятвяги налетели, заколотили дубинами по червлёным щитам. Их воеводы рубились на мечах, но доспехов не было ни у кого, работать мечами тоже умели не все. Роман и Заслав, ведя два крыла полка, сжали ятвягов с боков, и те, внезапно повернув коней, поскакали обратно к лесу.

Могучий строй вековых сосен и дубов уже распахнул им свои объятия, когда из-под берега наперерез врагам молча, взрывая снег, выскочили две сотни ратников. Демьян скакал впереди. Ятвяги придержали коней, заметались, выбирая путь, но русские налетели, смяли, опрокидывая в снег.

Разогнавшийся Роман едва не напоролся конём на Демьяна. Молодой сотник зло и весело скалил зубы из-под шлема.

- Ловко мы их! - кричал он. - Зарекутся впредь соваться в наши земли!

Роман бросил меч в ножны, осадил храпящего жеребца. Вокруг валялись тела. Ратники вязали первых пленных, добивали чужих раненых и осматривали своих.

- Не время праздновать, - оборвал он восторги Демьяна. - То не вся ятвяжская сила. В чащобах их дружины прячутся. И нас эти хотели в засаду заманить, да не вышло. Теперь мы сами к ним придём.

Но отыскать засаду не удалось. Услышав о разгроме своего войска, ятвяги поспешили покинуть условное место. Ратники обнаружили засеку на другой день и по свежим следам пошли за отступающими врагами, отыскивая их поселения.

* * *

В посёлке ещё не смолк плач по погибшим и попавшим в плен, когда пришла новая беда. С верховьев пришло по льду реки русское войско и окружило холм.

Все, кто мог держать оружие, высыпали на тын. Метали стрелы, кидали копья и ножи, женщины обливали брёвна частокола водой, превратив его в неприступную крепость. В ход пошло всё, даже домашняя утварь.

Весь день до поздней ночи не смолкал шум, гвалт, топот и крики. Посёлок сражался отчаянно, но к утру сопротивление было сломано. Дружинники притащили толстую сосну, закрываясь от стрел щитами, разбили ворота и ворвались в посёлок, заметавшись среди беспорядочного скопления домов.

Роман скакал впереди. Его меч успел потемнеть от крови, но сейчас жажда убийства уступила место холодной расчётливости, и он только оглушал врагов ударами по голове. Несколько ятвягов уже упали у копыт его коня.

- Живых брать в полон! - закричал он, останавливая коня между двух домов. - Тащите добро в обоз! Берите всё!

Тут и там ещё вспыхивали короткие отчаянные схватки - останавливаясь на пороге домов, мужчины пытались защитить свои семьи. Иногда дубины или копьё поднимала женщина, встав над трупом мужа или сына. Иных сгоряча рубили, у других отнимали оружие и вязали. Отовсюду слышались крики женщин, плач детей и рёв выгоняемой из хлевов скотины. Где-то уже потрескивала под огнём соломенная кровля.