Главным геморроем казался этот Пинскер. Опыт научил Бен-Роя, что в каждом деле возникает хотя бы один этакий не в масти козырь, деталь головоломки, никак не желающая вписываться в общую картину. В данном случае этой деталью оказался Пинскер. Англичанин был как будто совсем из другой оперы. Бен-Рой надеялся, что Халифа сумеет что-то прояснить, но прошло пять дней, а от египтянина не было ни слуху ни духу. Что поставило Бен-Роя в щекотливое положение. Ему остро требовалось потянуть за идущую к Пинскеру ниточку, но в то же время не хотелось давить на Халифу – человеку и без него пришлось несладко. Бен-Рой уже позвонил, оставил сообщение, но ответа не получил. Он стеснялся надоедать товарищу, однако вечно ждать тоже не мог. Ему надо было распутывать преступление, а Пинскер имел к убийству какое-то отношение. Стиснуть зубы и позвонить еще? Начать наводить справки самостоятельно? Поручить Зиски, пусть он немного покопается? Бен-Рой размышлял над этим, когда зазвонил его сотовый телефон.

Ну вот и Халифа. Мысли еврея и мусульманина находились на одной волне.

– Как раз думал о тебе. – Бен-Рой отмахнулся от торговца, пытавшегося всучить ему шляпу от солнца.

– Надеюсь, все в порядке?

– Ничего, кроме солнца и любви, мой друг.

Если египтянин и был удивлен его фразой, то не подал виду. Извинился, что не позвонил раньше. Объяснил, что прежде хотел переговорить с парой людей. Затем подробно рассказал, что ему удалось узнать: изнасилование, убийство из мести, письмо Говарда Картера, таинственное открытие Пинскера, которое он сделал незадолго до смерти и которое могло касаться, а могло и не касаться некоего лабиринта. Если Бен-Рой рассчитывал, что египтянин прольет на загадку свет, он был горько разочарован. И не в первый раз за время этого расследования.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – спросил он, когда Халифа закончил.

– Право, не знаю, – ответил египтянин. – Лабиринт меня заинтриговал, но то ли это, чем интересовалась твоя убитая?

Он прервался и на кого-то сердито накричал по-арабски.

– Извини. Дети чуть не перебежали дорогу. Несмышленыши! Надо же смотреть, куда идешь!

Бен-Рой улыбнулся, но тут же погасил улыбку, представив, как, должно быть, близко к сердцу принимал теперь его товарищ подобные случаи. И спросил, не считает ли он, что между двумя убийствами возможна связь: убийством в 1931 году в Луксоре и теперешним в Иерусалиме? Халифа издал что-то вроде «хрумф», что являлось словесным эквивалентом недоуменному жесту.

– Не вижу никакой очевидной связи. Разве что обе жертвы были из евреев. Но даже такое предположение… как это говорится… шаткое, учитывая, что преступления отделяют друг от друга восемьдесят лет. Хотя я не знаю всех деталей твоего расследования и, возможно, что-то упустил.

Справедливое замечание. Бен-Рой обрисовал Халифе лишь основные контуры дела. Отчасти потому, что начальство совсем бы не одобрило, если бы узнало, что он за спиной руководства доверяет конфиденциальную информацию третьей стороне, особенно если эта третья сторона арабская. Но главным образом не хотел, пользуясь дружбой, слишком загружать Халифу работой.

Однако если этого не сделать, можно упустить возможные связи. Существенно важные связи.

Бен-Рой колебался между необходимостью находить ответы и нежеланием давить на друга. Дилемму разрешил сам Халифа.

– Ты можешь прислать мне больше информации? – спросил он.

– Ты в самом деле хочешь, чтобы я прислал тебе больше информации?

– Почему бы и нет? Будет только содействовать укреплению арабо-израильских отношений.

На этот раз Бен-Рой улыбнулся.

– Утром кое-что отправлю, – сказал он. – Но буду признателен, если это останется между нами.

– Конечно. Только обращусь с воззванием по национальному телевидению, а в остальном – молчок.

Бен-Рой снова улыбнулся. Через что бы ни пришлось пройти Халифе, он остался прежним. Потрепанным судьбой, но таким же, как раньше.

– Есть возможная зацепка, – продолжал египтянин. – Один английский ученый, по моим сведениям, занимался Пинскером. Будем надеяться, он сумеет заполнить белые пятна. В настоящее время читает лекции на нильских круизных теплоходах. Я проверил его расписание. Завтра во второй половине дня теплоход прибывает в Луксор. Перемолвлюсь с ним словечком, послушаю, что он скажет.

– Глубоко признателен.

– Нет проблем.

– Правда, глубоко признателен.

– Правда, нет проблем.

Говорить больше было не о чем, во всяком случае, по делу, и они замолчали. Бен-Рой шел по набережной, Халифа смотрел на семейные снимки в витрине фотомагазина «Фуджифильм» на углу Эль-Медины и Эль-Махди в Луксоре. Обоим почему-то не хотелось прерывать разговор.

– Как Зенаб?

– Как Сара?

Они одновременно задали вопрос и извинились.

– Давай ты первый, – предложил израильтянин. – Как Зенаб?

– Нормально, – ответил Халифа и тут же добавил: – Неправда, совсем не нормально. Плохо спит, видит кошмары, просыпается в слезах. Тяжело переживает смерть Али. Мы оба тяжело переживаем.

Бен-Рой пытался найти слова утешения, но ничего не приходило в голову, что бы не показалось слишком легковесным.

– Сочувствую, – пробормотал он.

– Такие дела, – сказал египтянин. – Ничего, справимся.

На одной из фотографий был изображен подросток примерно возраста Али. Он строго смотрел в объектив. Халифа остановил на нем взгляд, затем отвернулся и продолжал путь.

– Как Сара? – спросил он. – Она-то, надеюсь, в порядке?

– В порядке. – На самом деле она накануне вечером приболела, но это казалось такой мелочью по сравнению с тем, что пережил Халифа, что не стоило упоминать.

– Ребенок?

– С ним все хорошо. Спасибо, что спросил.

Мужчины снова замолчали, радуясь, что они есть друг у друга, и понимая, что не нужно говорить об этом вслух. Халифа прошел мимо английского ресторана «Падлдак» и здания службы безопасности Луксора. Бен-Рой остановился у отеля «Краун-плаза» понаблюдать за танцующими – в этот субботний день там под музыку из огромных колонок кружились две дюжины пар – пожилые и молодые, хорошие танцоры и не очень. Когда он проходил здесь в другую сторону, они изображали что-то вроде сальсы. Теперь из колонок неслась мелодия вальса.

– Что это у тебя там за музыка? – спросил Халифа.

Бен-Рой объяснил.

– Мне нравится, когда люди танцуют на улице, – сказал египтянин. – В Египте так не принято. Если не считать духовных танцев зикр и танцев во время революций. Мы всегда танцуем во время революций.

– Терпеть не могу танцевать – ответил Бен-Рой. – В слоне больше чувства ритма, чем во мне.

Халифа усмехнулся. Не очень весело, но все же усмехнулся.