Дон знал его имя. Бетти обессиленно прислонилась к стене, осознав, что все сказанное этим человеком – правда. Правда.

– Умоляю тебя! – произнес Дон.

– Умоляет он! – выкрикнул убийца. – Я двенадцать лет ждал этого момента. Десять лет в тюрьме и еще два года, пока разыскивал тебя.

Его лицо скривилось от нового приступа кашля, он ухватился рукой за перила.

И тут Дон бросился на него.

Из горла Бетти вырвался крик, грохот выстрела оглушил ее. Дон вскрикнул от боли. Бетти застыла в оцепенении, наблюдая за схваткой двух мужчин. Кровь текла по рубашке Дона и капала на покрытые зеленым ковром ступеньки.

Округлившимися от ужаса глазами она смотрела в искаженное ненавистью лицо убийцы. Напряжение достигло предела. Дерущиеся не произнесли ни слова, только тяжело дышали в лицо один другому. Бетти не было видно их рук, вцепившихся в оружие.

Прогремел еще один выстрел.

Они стояли лицом к лицу. Вдруг рот Симпсона приоткрылся, и по небритому подбородку потекла слюна. Он упал на спину, скатился по ступенькам и замер бесформенной грудой у подножия лестницы. Его безжизненные глаза уставились в потолок.

Бетти долго не двигалась с места.

Затем она прошла в коридор, тихо закрыв за собой дверь, свернула в ванную и достала аптечку.

Дон сидел на нижней ступеньке, опираясь локтями о колени и опустив голову на окровавленные кулаки. Он не обернулся, когда Бетти сошла по лестнице.

Она присела рядом и принялась бинтовать ему плечо.

– Больно? – тусклым голосом спросила она.

Он покачал головой.

– Наверное, соседи все слышали, – сказала она.

– Должны были слышать, – согласился он. – Думаю, будет лучше, если ты вызовешь полицию.

Ее пальцы, державшие бинт, замерли на его плече.

– Ты ведь ее так и не вызвал, правильно?

– Нет.

Не глядя на нее, Дон начал рассказывать:

– Еще совсем мальчишкой – восемнадцати-девятнадцати лет – меня приняли в одну чикагскую банду. – Он посмотрел на труп возле лестницы. – Симпсон тоже оттуда. Он всегда был горячим парнем, возможно чуточку сумасшедшим. – Дон снова уронил голову. – Однажды полиция села нам на хвост. – Он медленно, устало вздохнул. – Я испугался и сбежал. Ни о чем не задумываясь. Я был всего лишь мальчишкой, и я испугался. В общем, я сбежал.

Она смотрела на него и думала о том, как это странно: девять лет прожить с человеком, о котором ничего не знаешь.

– Дальше все просто, – продолжал Дон. – Я сменил фамилию и попробовал жить честной, достойной жизнью. Попробовал все забыть. – Он сокрушенно помотал головой и сглотнул. – Не знаю, как он меня нашел. Да теперь уже и не важно. Тебе стоит позвонить в полицию. Пока этого не сделал кто-нибудь другой.

Закончив накладывать бинт, Бетти встала и спустилась по ступенькам. Она старалась не смотреть на лежавшего внизу человека с кровавым пятном на груди.

– Полиция, – сказала она и в ожидании ответа оглянулась на бледное лицо Дона, следящего за ней в просвет между перилами. Он был похож на испуганного мальчишку, наказанного и сознающего, что заслужил это наказание.

– Тринадцатый участок, – ответил дежурный.

– Я хочу сообщить о стрельбе.

Дежурный записал адрес. Она опять посмотрела на смиренное лицо Дона.

– В наш дом ворвался какой-то человек. – начала объяснять она.

– Нет, – оборвал ее Дон. – Скажи им правду.

– Да, так все и было, – сказала Бетти в трубку. – Мы никогда прежде его не видели. Думаю, это был вор. В доме не горел свет. Мы смотрели телевизор. Думаю, он решил, что дома никого нет.

Дон обмяк и прикрыл глаза, и она попросила полицейского взять на вызов врача. Затем Бетти повесила трубку и посмотрела на Дона.

– Все в порядке, – пробормотал он.

Кровь уже пропитала бинт, Бетти зашла в гостиную, достала из шкафа чистое полотенце. Затем вернулась, села рядом с мужем, приложила полотенце к раненому плечу и держала, пока кровь не остановилась. Затем поднялась в спальню и покачала Билли на руках.

А внизу Дон терпеливо дожидался, когда приедет полиция и заберет труп.

В тот день 1871 года в грантвильском дилижансе, что трясся по пыльной горячей дороге под жгучим техасским солнцем, ехало только два пассажира: я и молодой человек напротив. Одной рукой он опирался о жесткое кожаное сиденье, а другой придерживал на коленях небольшой черный саквояж.

На вид ему можно было дать лет девятнадцать-двадцать. Почти хрупкого телосложения, он был одет в клетчатый фланелевый костюм и носил темный галстук с булавкой. Такой весь собой городской мальчик.

Все два часа, с тех пор как мы выехали из Остина, мне не давал покоя вопрос о содержимом саквояжа, который он так бережно держал на коленях. Голубые глаза пассажира то и дело опускались к поклаже. И каждый раз тонкие губы дергались то ли в улыбке, то ли в болезненной гримасе – я так и не смог разобрать. Рядом на полу стоял еще один черный саквояж, большего размера, но на него пассажир не обращал никакого внимания.

Я уже старый человек и, хотя никогда не был болтуном, не имею ничего против доброй беседы. И все же с самого отъезда ни я, ни мой попутчик так и не завели разговор. Полтора часа подряд я пытался читать остинскую газету, но тут наконец отложил ее на пыльное сиденье и бросил быстрый взгляд на маленький саквояж, отметив, как плотно сжимают костяную ручку тонкие пальцы юноши.

Откровенно говоря, меня мучило любопытство. Кроме того, что-то в лице попутчика напомнило мне моих сыновей – Лью и Тилана. Я поднял газету и протянул юноше.

– Не хотите почитать? – спросил я сквозь стук двадцати четырех копыт и скрип самого дилижанса.

Но он лишь покачал головой, даже не улыбнувшись. Как раз напротив, губы его сжались еще плотней, с выражением горькой решимости. Такое не часто встретишь у молодого человека.

Трудно в этом возрасте удерживать в себе горечь и решимость, намного легче рассмеяться и забыть о своих злоключениях. Возможно, именно поэтому юноша и показался мне таким необычным.

– Я уже все прочитал, можете взять, если хотите, – сказал я.

– Нет, спасибо, – коротко ответил он.

– Интересные вещи пишут, – продолжал я, не в силах сдержать развязавшийся язык. – Некий мексиканец утверждает, будто бы застелил молодого Уэсли Хардина.

Юноша на мгновение поднял взгляд и изучающе посмотрел на меня. Затем снова сосредоточился на своем саквояже.

– Только я не верю в эти слухи, – добавил я. – Еще не родился тот человек, что справится с Джоном Уэсли.