Если бы могла освободиться от контракта с Деннисом и покончить со всем этим, так и сделала бы. Но семьям жертв без разницы. Они все равно меня судят и судят. Так что я попала.

С тех пор, как в декабре 2005 года я отправил Рейдеру первую просьбу об интервью для этой книги, Касарона была для меня неиссякаемым источником проблем. Но, как это ни покажется странным, со временем я начал испытывать удовольствие от общения. Да, это была смекалистая упертая женщина с талантом попадать в передряги. Однако те, кто не пожалел времени, чтобы познакомиться с ней поближе, знали ее еще и как бескорыстного и добросердечного человека, готового отдать последний доллар нуждающемуся незнакомцу.

— Конечно, он мне отвратителен, — добавила Крис, разглядывая пустой бокал. Лед в нем давно растаял. — Выйди он вдруг из тюрьмы и окажись на моем пороге, просто изрешетила бы его пулями. Знаете, ведь у меня есть сорок пятый[44]. Приятная такая штучка. Прикупила после провального брака номер один.

Касарона рассмеялась.

Я ей верил.

С самого начала нашего знакомства Крис была очень скупа на подробности, когда я спрашивал, что ей удалось выяснить о детских годах Рейдера. Именно эта тема интересовала ее больше всего: когда все случилось? Когда он понял, что не такой, как все? Что-то подсказывало: пока ответы на эти вопросы не получены. А из того немногого, что я услышал от Крис, следовал один важный и крайне тревожащий вывод: Рейдер считал ее очередной жертвой. За стальными дверями, толстенными бетонными стенами и колючей проволокой тюрьмы он опять взялся за свое. Изо дня в день, из недели в неделю перед его мысленным взором возникали варианты одного сценария: он связывает, пытает и убивает Касарону, а затем мастурбирует над безжизненным телом.

Весь этот кошмар начался в январе 2006 года — родственники жертв подали иск на неопределенную сумму в связи с подписанием контракта на книгу о Рейдере.

Между ними сформировались взаимодополняющие отношения. Она была нужна ему в качестве пищи для фантазий, а он обеспечивал ее материалом для книги. Крис хотела разрешить вопросы, которыми задавались многие. Был ли Рейдер прирожденным убийцей, чьи варварства стали следствием генетической предрасположенности? Или его сформировала некая ужасная психологическая травма, полученная в детском возрасте? Разумеется, это не более чем старая как мир дилемма — «природа или воспитание», приведенная к экстремальному моральному значению.

Как и я, Касарона не обнаружила в прошлом Денниса никаких свидетельств сексуального или физического насилия. И хотя он упорно отрицал наличие подобного опыта в детстве, я в это не верил. Либо он просто не хотел сознаваться, либо испытал настолько глубокое потрясение, что не мог извлечь воспоминание из глубин памяти.

Было уже поздно. Хотелось спать. Мой организм существовал во временном поясе Восточного побережья, где на данный момент было около трех часов ночи.

— Надо бы поспать перед завтрашней беседой, — пробормотал я себе под нос.

Касарона кивнула — вид у нее тоже был уставший. Похоже, она утомилась не меньше меня. Мы распрощались, и я отправился к себе в номер, как вдруг она окликнула меня:

— Ох, я забыла сказать пароль!

— Пароль? — удивился я.

— Ну да. Поскольку стало понятно, что я не смогу позвонить Деннису в промежутке между нашей встречей и вашим интервью с ним завтра утром, я придумала пароль. Вы должны сказать кодовое слово, известное только ему и мне.

— Ах, вот как, — сказал я, решив, что она насмотрелась шпионских фильмов.

— Мы с Деннисом условились, что будет несколько вариантов — в зависимости от степени моего доверия к вам. По тому, какой именно вы назовете, он поймет, насколько может быть окровенен, — она помолчала, разглядывая пятна на ковролине гостиничного холла. — Видите ли, он не понимает, почему я разрешила встречу. Рейдер действительно хочет, чтобы все попало именно в мою книгу.

Я какое-то время помолчал. Слишком устал, чтобы объяснять ей, что считаю идиотской затею с какими-то паролями, которые нужно сообщать осужденному серийному убийце.

— Ну, так что за пароль? — спросил я, начиная испытывать легкое раздражение.

— Все еще решаю, — ответила Крис.

— Слушайте, я правда безумно устал. Вы же можете позвонить мне утром и сказать, что надумали?

Видимо, ей стало несколько неудобно за шпионские штучки.

— Когда встретитесь… скажете, что лев силен, — произнесла она.

— Это и есть мой пароль? «Лев силен?» — уточнил я.

Касарона улыбнулась:

— Скажите: «Лев силен и на позитиве».

— «Лев силен и на позитиве». Что-то еще?

— Это все.

— Спокойной ночи, Крис, — буркнул я.

— Удачи, — ответила она.

Я отправился в номер, размышляя над тем, во что ввязываюсь. Если встреча с Рейдером действительно состоится — а уверенности все еще не было, — то в условиях, далеких от идеальных для такого рода беседы.

За несколько дней до поездки в Уичито тюремное начальство сообщило, что мне не разрешат побеседовать с преступником очно, даже через пуленепробиваемое стекло. Вместо этого я должен обосноваться в помещении для свиданий, а он будет находиться в другом крыле здания и общаться со мной по видеосвязи.

Начальник мог разрешить побеседовать очно, но отказал. В правоохранительных органах я давно не работал, и он не захотел создавать впечатление «особого отношения». На его столе лежала целая пачка других запросов на интервью. Посодействовать в организации очного пытался даже мой приятель Ларри Уэлч, директор КБР, однако безуспешно. Начальник тюрьмы не пожелал делать никаких исключений. Я был основательно расстроен, но подчинился.

Я отказывался верить, будто Рейдер родился убийцей. Уж больно простым выглядело данное объяснение.

Однако самым неприятным ограничением являлся лимит на время общения. Мне разрешили проговорить с ним всего два с половиной часа. Может показаться, что этого более чем достаточно для личной беседы с убийцей-психопатом, но на самом деле — до обидного мало. Все мои интервью не имели ограничений: они заканчивались либо получением нужной мне информации, либо тем, что заключенный выходил из себя и требовал, чтобы его увели.

Я рухнул на кровать и лежал, уставившись в потолок и обдумывая предстоящую встречу. С улицы под окном доносились крики. Затем раздался звон бьющихся бутылок. «Похоже, драка в каком-то баре», — подумал я. Вслушиваясь в шум, я мысленно перенесся на два десятилетия назад к интервью, которое увенчалось успехом, хотя в самом начале меня послали по известному адресу. Воспоминания, как я выуживал информацию из психически неустойчивого массового убийцы по имени Ричард Спек, заставили воспрянуть духом.

Он был одним из самых мерзких массовых убийц в истории. Утром 13 июля 1966