– Ой ли. А кто судья? Ты, я? Доктор Менгеле? Кто лучший, а кто худший? У каждого своя правда. И не факт, что ты окажешься прав. Не буду спрашивать, что есть истина, ты не Христос, да и я не Понтий Пилат. Когда-нибудь мы узнаем ответ на этот вопрос. Но не сегодня. До скорой встречи, товарищ полковник.

Женщина обернулась. Он смотрел на нее холодными серыми глазами, в которых не было ничего. Сумасшедший фанатик. Что ж, каждому свое. Правды в этом мире нет. Честна и справедлива лишь смерть, для нее не важно, кто ты, о чем думаешь и мечтаешь. Старуха с косой забирает младенцев и старцев, бедняков и богачей, безбожников и праведников. Лишь перед ее ликом все равны.

* * *

Женя завороженно смотрел на кружащегося под потолком мотылька. Откуда он взялся среди зимы в закрытом убежище? Маленькая серая бабочка с надорванным крылом опустилась ему на ладонь, а он боялся лишний раз выдохнуть, чтобы не спугнуть чудесное создание.

«Почему ты здесь? Ты тоже пленник, не можешь далеко улететь со сломанным крылом. Как и я, как и все заключенные полковника. Странно понимать, что в любой момент существование может оборваться, как и жизнь этого мотылька. Скорее бы. Терпеть больше нет сил», – думал юноша, глядя в стену.

Боль уже не уходила, навсегда поселившись где-то под ребрами, изматывала, не давала забыться ни на мгновение. В другом углу камеры молча смотрел в темноту Алексей. Ему тоже было тяжко, рана на ноге воспалилась и раздулась. Мужчина ворочался, но никак не мог устроиться, чтобы не было так мучительно.

Пленники потеряли счет времени. Сколько они здесь? Сутки, двое? Или, может быть, всего несколько часов? Минуты тянулись бесконечно долго. Страх и неизвестность выматывали, уснуть было невозможно, а бодрствовать слишком тяжело.

– Алексей, как вы? – парень, наконец, собрался с силами и позвал товарища. Голос прозвучал хрипло и надтреснуто, во рту пересохло, заключенным не дали ни воды ни еды.

– Живой пока, – мрачно отозвался Вайс. – Ты как? Да можешь не говорить, слышу, что совсем плохо. Стонешь и стонешь.

– Мне все равно конец, – равнодушно отозвался юноша. Ему было безразлично, что дальше, только бы боль прекратилась. Даже каждое слово становилось почти подвигом. О том, чтобы встать, не было речи, ноги не слушались.

– Мы пока еще живы, – напомнил ему Немец. – Значит, еще не все потеряно.

– Вам ли говорить? – устало вздохнул Женя. – Все кончено, Алексей.

– Ч-черт, как же ноет, зараза! – сквозь зубы прошипел тот. – Ты же сильный. Перед лицом смерти будь мужчиной.

– Все было зря, – горестно прошептал парень. – Все усилия прахом.

Дверь камеры приоткрылась, и туда ужом скользнула Марина. Она направила пистолет на Алексея.

– Казнить меня пришла? – тихо спросил Вайс, но в его голосе не было страха.

– Да, – на лице женщины не было эмоций. О чем она думала в этот момент? Неизвестно.

Мужчина посмотрел на нее с благодарностью. Раздался выстрел.

– Спасибо… – одними губами выговорил бывший начальник убежища теплоцентрали и закрыл глаза.

– Скорее. Поднимайся. Никаких вопросов сейчас, – приказала Алексеева, помогая Жене встать. Она почти на себе вытащила его в коридор и поспешила к входной гермодвери.

– Жди здесь, – женщина посадила пленника на пол и скрылась за поворотом.

Юноша обескураженно хлопал глазами, не понимая, что происходит, но у него совсем не осталось сил, чтобы спрашивать.

Марина появилась меньше, чем через минуту, запыхавшаяся, побледневшая.

– Идем, скорее, – она вновь подняла парня с пола и потащила к выходу. На полу лицом вниз лежал часовой, у него под головой растекалась лужица крови. Гермодверь была приоткрыта, оттуда веяло холодом.

– Это снова твои игры? – с трудом выговорил Женя, едва справляясь с приступами боли, от которых хотелось кататься по земле.

– Заткнись, – грубо оборвала его женщина. – Держись за стену и иди, как можно быстрее. Поспеши.

Она вытолкнула его наружу, и он медленно, не оборачиваясь, побрел вверх по наклонному полу внешнего коридора.

– И куда это мы собрались? – резкий оклик полковника заставил Марину вздрогнуть. Она обернулась и направила ствол пистолета в лицо мужчине.

– Ни шагу больше, – холодно предупредила она.

Рябушев замер, удивленно поднял брови, не ожидая от нее такого. Сопровождавший его часовой остановился у него за спиной, потянулся за автоматом.

– Руки! – крикнула Алексеева, прижимаясь спиной к холодному металлу гермодвери.

– Что происходит? – нетерпеливо спросил Андрей Сергеевич.

– Человечество должно умереть, – тихо, очень грустно сказала женщина. Она покосилась на часы. – Пора, Андрей. Время вышло. В бункере перекрыта вентиляция и пущен газ. Кстати, кто догадался залить в цистерну метан без добавления меркаптана? Он совсем без запаха, но его тут столько, что оба убежища сейчас рухнут. Странно, что никому из несчастных рабов не пришла в голову идея взорвать тебя к чертовой матери куда раньше. Неужели запуганные, лишенные личности люди не способны на подвиги? Я их освобождаю. Для всех страдальцев это – долгожданное облегчение, для подлецов вроде тебя и Гены – казнь, и я приговариваю вас к смерти за преступления против человечества.

В глазах Рябушева на мгновение промелькнул страх.

– Что ты несешь? – проговорил он, делая шаг вперед.

Марина достала из кармана гранату, взглянула на нее, повертела в пальцах.

– Поздно. Все кончено. Я прощаюсь. Бона менте, товарищ полковник.

Алексеева с улыбкой выдернула чеку. Шипящая раздраженной кошкой граната описала красивую дугу и поскакала по ступеням, ведущим вниз. Женщина картинно отдала честь замершему в панике мужчине и исчезла за дверью.

Марина с трудом удержалась на ногах, когда за ее спиной грянул взрыв. Она побежала по коридору, рискуя не успеть. По потолку пошли трещины, сыпался кирпич вперемешку с бетоном. Алексеева выбежала на улицу, и за ее спиной ход рухнул.

Женя лежал лицом в снегу. Женщина перевернула его и упала рядом, пытаясь отдышаться. Земля ходила ходуном, внизу взрывался смертоносный газ, обваливались перекрытия, погребая под собой последних жителей Мытищ.

Из вентиляционной шахты в сотне метров от беглецов вырвалось пламя и густой черный дым. Следом вспыхнула вторая, третья – факелами костров инквизиции.

Марина с трудом поднялась и помогла встать своему спутнику. Он смотрел на нее своими огромными глазами, полными непонимания и отчаянья.

Алексеева помогла ему дойти до шоссе, утопая в сугробах. Парень без сил свалился на бетонный блок, припорошенный снегом, и замер.

Над городом разгорался восход. Скупое зимнее солнце пробивалось сквозь тучи, его лучи освещали дымящиеся шахты братской могилы последних выживших.