– Я бы тоже хотела прилечь, – встала я следом. – Приятного вечера и спасибо за ужин, вечер был великолепен.

Улыбнулась графу и ушла вслед за сестрой. Ей выделили комнату через дверь от меня, я постучалась в двери, но, не услышав приглашения, вошла так. Бри лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. В полумраке ее силуэт слегка подрагивал, и тихие всхлипывания разносились по комнате.

– Вот скажи мне, – начала она. – За что она так с нами? Почему каждый ужин должен заканчиваться сватовством? Даже из такого праздника, как сегодня, она умудрилась сделать ярмарку невест. Роуз, неужели Сэм настолько плох, что заслужил подобные слова в свой адрес?

– Конечно, нет, – я взяла ее ладонь в свои руки. – Он прекрасный парень. Я уверена, вы будете замечательной парой. Просто наша матушка до сих пор не может отвыкнуть от роскоши, вот почему пытается найти нам богатых спутников. Ей повезло, что со временем удалось полюбить отца и быть с ним счастливой, несмотря ни на что. И теперь матушка полагает, что и наши судьбы непременно сложатся именно так, как она задумала.

– А если нет? Вряд ли в ее планы входило положение, в котором мы сейчас находимся.

– Твоя судьба сложится так, как этого хочешь ты! Если тебе нравится Сэм, то будь с ним. Он надежный человек, пусть и не богатый, но весьма перспективный. С ним ты будешь в безопасности.

– Спасибо, Роуз, – она вытерла слезу со своей щеки. – Знаешь, мне кажется, из тебя получится хорошая мать. Только, – она на миг остановилась, заглушая свой очередной всхлип. – Ты все же подумай насчет создания собственной семьи. Граф действительно достойный человек.

– Давай ложиться спать, – улыбнулась я ей, не давая конкретного ответа и обещаний. – Сегодня был такой насыщенный день.

Я вышла из комнаты сестры и отправилась в свою.

Знала бы она, насколько тяжело мне слышать эти слова. И если нам с Малкольмом не удастся найти способ избавиться от злополучного проклятия, радости материнства мне не грозят. Да и собственная семья кажется сейчас чем-то немыслимым, почти невозможным.

Подойдя к зеркалу, я провела рукой по своим белесым волосам. Обесцвеченным и в то же время удивительно белоснежным.

– Ванесса, даже будучи мертвой, ты умудряешься творить свое зло. Не будь ты покойницей, я бы тебя придушила!

Умывшись холодной водой, я легла в кровать и пыталась заснуть, но через некоторое время услышала тихий стук в дверь.

– Войдите, – произнесла я, молясь, чтобы моим ночным гостем не оказалась матушка.

Сейчас мне меньше всего хотелось видеть ее и уж тем более вести с ней разговоры.

На пороге стоял граф.

– Я надеялся, что ты еще не спишь, – хрипло произнес он. – Мы так и не сумели поговорить после всего произошедшего.

Пропустив его в комнату, я закрыла двери.

– Эдриан, я бы хотела извиниться за поведение матери. Она вела себя непозволительно. Просто баронесса настолько переживает за меня и сестер, что во всех состоятельных мужчинах видит потенциальных женихов.

– Ее можно понять, – согласился он. – Она хочет раз и навсегда избавить вас от проблем с деньгами. Правда, выбрала для этого весьма сомнительный способ. Однако в одном я точно могу тебя понять – после подобного я бы тоже не горел желанием идти под венец. Отбивает всю охоту.

Я решила больше не развивать тему. Сегодня и так было слишком много сказано по этому поводу.

А вот по делу фактически ничего. Я рассказала графу о своих снах, о воспоминаниях Ванессы и обо всем, что об этом думала.

– Скорее всего, – закончила я, – снов с твоей покойной супругой больше не будет, но меня до сих пор не отпускает тот ужас, который пришлось наблюдать. Это было настолько реалистично, что мурашки и сейчас бегут по коже. Будто бы я умирала, наблюдала свою смерть, а затем вновь воскресла.

– Разобраться бы еще, почему ты их увидела именно сейчас? Что пробудило эти видения? У меня есть предположения, но это лишь догадки.

– И что же?

– Возможно, близость того места, где Ванесса провела последние дни, а может, что-то еще. Судя по сказанному, твой дар почти разумен, если умеет вести некий диалог под действием Голода. У меня же ничего подобного не было ни разу, хотя я целых семь лет провел, мучаясь от Жажды.

– Вот поэтому я и хочу рассказать тебе все, что видела. Возможно, там есть то, что прольет свет на поиски способа избавления от проклятия. Уверена, наши способности – не что иное, как последствия проклятия той старухи, которую обидел твой отец.

– Подробнее.

– Ее звали Тахи – жрица бога смерти. Твой отец посмеялся над ней, отказался выкупить и сделал ей больно. За это она прокляла тебя и Ванессу, которая ударила ее.

– Но почему меня? Где логика?

– Предполагаю, что таким образом она отомстила твоему отцу, ведь если бы вечная жизнь досталась ему, то вряд ли бы он сильно огорчился. Извини, но бессмертие для тирана – это дар.

– И все равно не сходится, – мужчина отошел к окну и, глядя на падающий за окном снег, задумчиво потер подбородок. – Сделал он, а наказан я?

– Тахи обещала, что каждый из вас станет ненавидеть себя! Ванесса возненавидела перед смертью, правда, не себя, а дар, покинувший ее. Ты, понятное дело, ненавидишь вечную жизнь. А что мог ненавидеть твой отец?

Граф пожал плечами.

– Он был работорговцем, делал ужасные вещи. Сомневаюсь, что на свете вообще существовали вещи, способные заставить его о чем-то сожалеть.

Я посмотрела на Малкольма. Если все было так, как он говорил, то как вышло, что яблоко так далеко упало от яблони?

– При таком отце ты должен был вырасти не меньшим чудовищем. Но что-то не похоже, что его воспитание сильно повлияло на тебя.

– А он и не воспитывал. Так уж случилось, что годы, пришедшиеся на мое детство, он был на войне. Я впервые увидел его в пятнадцать, тогда он заявил, что мать вырастила меня слишком мягкотелым и добрым, тем самым испортив ему единственного сына. До сих пор помню его слова, что когда у меня родятся сыновья, он заберет внуков и сделает из них настоящих воинов – гордость семьи!

Он осекся и повернулся ко мне, пристально заглянул в глаза, я же вопросительно уставилась на него.

– Самым страшным для него было бы осознание, что по его вине род будет прерван. Что, собственно, и случилось. Но ведь он не мог об этом знать тогда?! Или все же мог?

Я пожала плечами. Теперь бы меня ничего не удивило. Осознавая всю расчетливость и коварство засевшего во мне чудовища, я понимала, оно вполне могло показать мерзкому старикашке перед смертью его самый главный страх – медленное вымирание рода. И вечную жизнь сына, которого он посчитал недостойным!

Что ж, действительно коварное наказание!

– Эдриан.