Сингапура. В процессе отбора конкуренция была очень высокой, и мы знали, что все четыре конкурирующих застройщика и их архитекторы будут подавать целый пакет документов, прежде чем встретиться лицом к лицу с отборочным комитетом. Поэтому при помощи фильма мы стремились представить суть нашего проекта: это было не просто здание, это был микрокосм города. Когда вступительный фильм был закончен – перед камерой появлялись Адельсон, его исполнительный директор и я, – я почувствовал, что мы что-то упустили. Я попросил, чтобы камеру опять включили, и задал вопрос: «Как насчет волшебства? Что делает архитектуру запоминающейся, такой, что впечатление от нее остается надолго, затрагивает и изменяет вас?» Я рассматривал не только вопрос функциональности и эффективности с точки зрения эксплуатации, но и более масштабный: сможет ли проект изменить восприятие города? Будет ли он привлекать людей в общественное пространство? Станет ли он символом общества и символом страны?

Когда человек видит величайшие достижения архитектуры, то воспринимает их целиком, пусть даже бессознательно. Не нужно иметь степень по архитектуре или техническим наукам, чтобы понять и оценить сбалансированность сил, характерную для средневекового собора, – физическая нагрузка передается через камень, который делает возможным проникновение неосязаемого света. «Как это сделано?» и «Какие это пробуждает чувства?» – вопросы взаимосвязанные.

Музей Гуггенхайма в Нью-Йорке по проекту Фрэнка Ллойда Райта; завершен в 1959 г.

Спроектированный Фрэнком Ллойдом Райтом Музей Гуггенхайма, который открылся в Нью-Йорке в 1959 году незадолго до того, как я переехал в Филадельфию, чтобы работать у Луиса Кана, – это практически образцовый пример, подтверждающий такое предположение. Ты сразу попадаешь в уникальное пространство, мягко освещаемое сверху, и волнообразная спираль вызывает воодушевление. Изогнутые очертания здания, видимые с улицы, предсказывают, какое пространство находится внутри: это позитивная сторона другой, негативной. Есть нечто забавное в том, чтобы оказаться в здании, в котором что видишь, то и получаешь. Цельнобетонные, выкрашенные целиком в белый цвет консольные выставочные залы, закручивающиеся спиралью, создают ощущение легкости. Постоянное изменение высоты по мере подъема или спуска по рампе предлагает меняющуюся перспективу, определяемую геометрией конуса. Если посмотреть сквозь центральное пространство, то на расстоянии видно произведения искусства и людей, их рассматривающих, – это порождает ощущение предвкушения, общности и несет в себе эмоциональный заряд.

Именно во время открытия Музея Гуггенхайма Йёрн Утсон проектировал знаменитый Сиднейский оперный театр в Австралии, который служит примером контраста. Я почувствовал радостную дрожь, когда впервые увидел это здание, чьи белые своды, подобно наполненным ветром парусам, как будто развевались и вздымались вверх. Но, в отличие от Музея Гуггенхайма и от Шартрского собора, надежды, связанные с обликом здания, рассеиваются внутри. Вестибюли, залы, сценические пространства представляют собой сплошное разочарование и почти не связаны с пробуждающими чувства внешними объемами. Наружная часть здания – это оболочка, а здесь нет органической взаимосвязи между наружной оболочкой и внутренним пространством. Утсон уволился в знак протеста, когда не стали придерживаться его проекта внутреннего пространства.

Когда я думаю о сочетании технологии и дизайна ради функциональности и превосходства, то вспоминаю о пространстве, которое многим людям неизвестно, – о читальном зале Национальной библиотеки в Париже, спроектированном Анри Лабрустом в 1860-х. Если подойти к библиотеке вдоль рю де Ришелье, перед вами предстанет памятник искусства, который привычно представляется нам при слове «Париж» – с классическими колоннадами и большими арочными окнами, выходящими в два внутренних двора. Входишь в читальный зал, и перехватывает дыхание. Девять куполов, каждый с отверстием в центре, легкие как перышко, парят над огромным пространством и как будто нарушают законы гравитации. Их поддерживают шестнадцать изящных колонн, распределенных по пространству, – они кажутся тонкими, как карандаши. Поток света льется сверху и через большие окна, расположенные в виде аркады в одной из стен, окружающих читальный зал. Для того чтобы добиться такого эффекта – при этом инфраструктура здания способна вместить сотни тысяч книг, которые оживляют стены, – Лабруст применил передовую технологию: чугунные колонны и стальные купола. Из этих крепких металлов, выставленных на всеобщее обозрение, Лабруст получил конструкцию, обладающую изысканностью тонких кружев. В ХIХ веке это, должно быть, поражало зрителей, казалось необычным и приводило в восторг. Это удивительно даже сейчас.

Национальная библиотека в Париже по проекту Анри Лабруста; завершена в 1868 г.

В случае с Marina Bay Sands цели и притязания сингапурцев, которые проявляются в их словах и поступках, оказались одновременно скромными и вдохновляющими. Тем не менее, когда разрабатываешь проект и доводишь его до завершения, неизвестно, как его воспримут. В конце концов, публика решает, что считается успехом.

Через двенадцать лет после окончания строительства Marina Bay Sands ясно, что волшебство было и остается. В течение года после открытия комплекса в 2010 году силуэт Marina Bay Sands фактически заменил изображение мерлиона – мифического существа с головой льва и туловищем рыбы – в качестве символа Сингапура.

На вопрос о том, как творить волшебство в архитектуре, нет простого ответа. И нет единственной формы волшебства. Магия, создаваемая кем-то для развлекательного заведения в центре города, должна отличаться от волшебства, которое создается для места молитвы, национального мемориала, публичной библиотеки или центра исполнительских искусств. Но мы узнаём волшебство, когда его видим.

Одно время я скептически относился к идее о том, что архитекторы вообще способны достичь эмоционального вовлечения, подобного тому, какое мы испытываем, слушая великую музыку. Есть ли у архитектуры хотя бы надежда на то, что ей удастся отразить множество настроений, подвластных музыке: радость, счастье, горе, сожаление? На самом деле архитектура способна на все это. Каждому из нас знакомы примеры, когда архитектура создала волшебство и нечто трансцедентное. Тем не менее я действительно считаю, что мы – общество в целом и многие архитекторы в том числе – утратили мечту, то, к чему мы можем стремиться, когда речь идет о строительстве окружающей среды.

Нам необходимо настаивать на волшебстве. И необходимо помнить, что при его создании деньги, конечно, играют роль, но воображение и желание являются обязательными элементами.

Жилой комплекс Sky Habitat в Сингапуре; завершен в 2015 г.

* * *

Благодаря Marina Bay Sands наша компания стала в Сингапуре кем-то вроде местного героя. Это имело свои последствия, в том числе внутреннее – реорганизация команды. Завершение проекта такого масштаба вывело нас на новый уровень. Теперь не было проектов слишком крупных или слишком сложных, за которые мы не могли бы взяться. Мы превратились в грозную силу. При этом внутри любой организации сочетание большого успеха