и мои соски мгновенно напрягаются от его присутствия рядом со мной. Я задыхаюсь.

— Мы не можем, — я наблюдаю за тем, как мурашки появляются на моей коже следом за его прикосновениями, пока его рука двигается вверх по моему бедру.

Габриэль усмехается, словно я сошла с ума.

— Никто не вернется сюда. А если и вернутся, у них будет меньше секунды, прежде чем я их пристрелю.

— Нет… у меня месячные, — выдавливаю я из себя.

— Нет большего удовольствия, чем служить своему обществу. — Голос диктора раздается в тишине.

Габриэля не смущает мое признание. Он продолжает медленно подниматься по моим бедрам, теперь уже обеими руками, его пальцы обхватывают трусики с обеих сторон.

Он стягивает их с меня, а затем осторожно извлекает тампон из моего тела. Он складывает его в мои трусики, засовывает в карман своего жилета, а затем снимает его с плеч и кладет позади меня. Он стягивает футболку через голову и отбрасывает ее в сторону. Я наблюдаю, как его красивые сильные руки расстегивают молнию на джинсах, чтобы его твердый член легко выскочил наружу. Огнестрельное ранение на его руке все еще замотано бинтом в том месте, где я его зашила, и повязка натягивается от напряжения мышц, когда он сжимает свой член.

— Я провел тридцать пять месяцев на самой продолжительной войне, в которой участвовала наша страна. — Его пальцы без колебаний скользят по моему телу и проникают в мою киску. — Твоя кровь меня не пугает, маленькая колибри. Кроме того, твои руки уже не раз окунались в мою. Это будет справедливо, — говорит он, и его губы накрывают мои глубоким восхитительным поцелуем. Одной рукой он крепко держит меня, а другой двигается внутрь и наружу, притягивая меня ближе, так что мы оказываемся вровень, лицом друг к другу на его мотоцикле. Мы действительно делаем это, здесь, под открытым небом под звуки церковной службы неподалеку?

— Не думаю, что ты понимаешь, — задыхаюсь я, когда его губы спускаются вниз и находят один сосок, а затем переходят к другому. Из меня вырываются тихие стоны, и я изо всех сил стараюсь производить как можно меньше шума.

— Это продлится еще день или два. Возможно, ты захочешь подождать. — Я резко втягиваю воздух, когда его зубы прикусывают мою грудь. — Когда мы закончим, этот мотоцикл будет выглядеть так, будто здесь произошла резня, — умоляю я шепотом.

Габриэль усмехается, используя мою кровь, покрывающую его пальцы, в качестве смазки, обхватывая рукой свой член и поглаживая его. Я смотрю на него, и меня это заводит. Я хочу, чтобы он был внутри меня, мне все равно, где мы находимся, мне все равно, что я истекаю кровью.

— Правда? — спрашивает Габриэль с ухмылкой, ничуть не смущенный этим зрелищем — на самом деле, мне кажется, ему это даже нравится. Мои глаза закрываются, когда его язык обводит мой сосок.

— Да. Ты когда-нибудь смотрел «Убить Билла»? Знаешь эту сцену? Разборки в «Голубых листьях»? — предупреждаю я.

— Один из моих любимых фильмов, — усмехаясь, шепчет Габриэль, когда его пальцы снова скользят вниз между моих бедер. В тот момент, когда его средний палец проникает в мою киску, я решаю, что хватит его предупреждать. Если он хочет меня, несмотря на мои месячные, то все, что произойдет, будет на его совести. Не говоря уже о том, что сейчас я очень возбуждена, и мысль о том, что он будет внутри меня, кажется странно успокаивающей.

— Мы должны научить тех, кто не знает, как жить. — Голос неизвестного диктора звучит с поля позади нас, когда еще один палец проникает в меня.

— Черт, — стонет Габриэль, глядя на свои залитые кровью пальцы. — Вид твоей крови вдыхает в меня жизнь. Я хочу каждую каплю до единой, — говорит он, размазывая кровь и мое возбуждение по своей груди.

— Теперь она принадлежит мне, как и вся ты. — Он смотрит вниз. — Так чертовски красиво, Брин, — говорит он, когда я всхлипываю.

Его большие руки обхватывают мою талию, и он приподнимает меня, сохраняя при этом устойчивость своего мотоцикла. Габриэль притягивает меня к себе так, что я оказываюсь у него на коленях. Он накидывает на мои плечи свой жилет, чтобы никто не увидел меня полуголой, я полагаю. Его руки впиваются в мою задницу под задранной юбкой. Одним быстрым движением его твердый член врывается в меня. Моя киска спазмирует вокруг него, и я сжимаю его еще сильнее, чем обычно, когда он начинает скользить в мою влагу.

— Будьте смелыми, направляя тех, кто может погрязнуть во тьме… преступной деятельности…

Слова, написанные специально для этого события, звучат сквозь деревья, пока моя киска жадно принимает член Габриэля, и они не беспокоят меня так, как я предполагала.

Я открываю глаза и смотрю на него, отмеченного моей кровью.

Между нами происходит ритуал. Я знаю, что он тоже это чувствует, когда медленно, дюйм за дюймом, входит в меня.

— Эта киска так чертовски готова ко мне… блядь, — хрипло произносит он, нахмурив брови. Единственное трение происходит о штанги на его члене, пока я принимаю его. Он еще тверже, чем обычно. Он тянет меня к себе, пока его губы не находят мои. — Пролей кровь для меня, Бринли, — приказывает он мне в губы, обнимая меня за талию.

Мои руки скользят по его рукам к плечам, а голова откидывается назад.

Мы молчим, пока он продолжает толкаться в меня, опуская на себя, пока не оказывается полностью внутри. Мы оба издаем отрывистые стоны, когда он входит до упора. Он не дает мне времени привыкнуть к его размерам, приподнимает меня, а затем снова вгоняет свой член снизу. Я прерывисто дышу, когда его руки двигаются по моей спине.

Они скользят к моим грудям, и Габриэль стонет, сжимая их вместе, а затем снова захватывает губами мой сосок и всасывает в рот.

— Вот так, моя порочная девочка. Оседлай меня. Трахай меня, пока твоя кровь и моя сперма не потекут по моему члену. Устрой беспорядок на мне и моем мотоцикле.

Его слова заводят меня. Я начинаю медленно двигать бедрами, и мы оба стонем. Он заполняет меня настолько, что я понимаю — для всех остальных мужчин я потеряна.

— Только с добром, к которому мы стремимся, можно прожить счастливую, полноценную, сбалансированную жизнь…

Громкоговоритель вопит на заднем плане, а я все сильнее насаживаюсь на Габриэля. Его руки сжимают мои бедра под юбкой.

— Это моя девочка. Принимает каждый гребаный дюйм меня… эта идеальная, маленькая, грязная киска.

— Да… — выдыхаю я.

— Ты хочешь, чтобы я наполнил тебя