Однажды утром — летом 2012 года — я проснулся и понял, что вот-вот все закончится. Кое-кто из нашего корпуса уже отсидел свой срок и отправился домой, но другие мои приятели с долгими сроками оставались в своих камерах. Странное ощущение — я чувствовал, что скоро все изменится, жаждал вновь почувствовать вкус свободы, но меня печалило расставание с тюремными друзьями. Это похоже на школу или армию — вы не становитесь друзьями на всю жизнь, но кто-то все же остается с вами навсегда, пусть даже только в сердце и воспоминаниях.

В тот день Анвар принес мне бургер. Он работал на кухне и всегда умудрялся что-то стащить для меня или других приятелей. Сидя в камере, я наслаждался едой и цедил кока-колу.

— Через месяц ты выходишь, — сказал Анвар. — Скорей бы, да?

— Да, Анвар, так и есть. Но и здесь было хорошо. А сколько осталось тебе, дружище?

— О, еще 50 месяцев.

Я кивнул, прихлебывая кока-колу. Про себя я подумал: «Четыре долбаных года!»

— Скорей бы, да, Анвар?

— Нет. — Он медленно покачал головой и уставился в окно. — Я бы остался здесь.

Я откинулся назад в своем кресле и посмотрел на него.

— Что ты такое говоришь?

— Брэд, вот вы с ребятами все время говорите про все эти мобильные телефоны, компьютеры, интернет. А я вообще без понятия, что это. Здесь только пишущие машинки. Ну ладно, у кого-то есть нелегальные мобильники, так что, в принципе, я их видел. Но когда я сел, на воле ничего этого не было. И что я буду там делать? Я ничего не умею, у меня нет ни семьи, ни денег. А здесь у меня теплая кровать, горячий душ и еда.

Я кивнул в знак понимания, но в глубине души испытал шок. Меня охватили гнев и жалость. Мой товарищ оказался полностью поглощенным этой реальностью. Ему некуда было пойти, у него не было будущего. Вот что значил Скулкилл для Анвара и тысяч других таких же парней — финал долгой и тяжелой дороги, усеянной бедами и горестями. Я похлопал его по плечу, но не нашел в себе сил посмотреть на него.

— Анвар, все будет в порядке. Тебе нужно просто попробовать.

В ответ он горько улыбнулся. Он-то знал…

1 августа 2012 года (в Швейцарии это День нации) я сдал свою тюремную униформу и облачился в толстовку Champion и кроссовки. Парни собрались вокруг моей камеры, и я раздал им все, что у меня было, кроме коробки с юридическими материалами, конечно. Вещей было немного — дешевые часы, которые я купил в лавке для заключенных, журналы и книги. Это был довольно формальный жест, но так было принято. Анвар, Билл и Клифф вывели меня на улицу, освещенную солнцем, и мы прошлись по длинному коридору к главному входу. Дальше им не было дороги. Мы пожали друг другу руки, обнялись, и я повернулся лицом к своей свободе.

Из тюрьмы меня забирали Дуг и Рик Джеймс. На заднем сиденье BMW X5 они устроили для меня мобильное подобие пикника — со стейком, пиццей, свежими пончиками, кока-колой и кофе. Мы отправились в долгий путь до Нью-Гемпшира, где мне предстояло провести две недели в центре социальной адаптации. Мы смеялись, шутили и наслаждались пьяным ветром моей свободы. Это было, пожалуй, лучшее путешествие в моей жизни.

Прежде чем заключенного выпускают из тюрьмы, он должен представить данные о новом месте жительства и работе. Это было проблемой для многих заключенных, но не для меня. Я не случайно выбрал Нью-Гемпшир — лозунг штата «Живи свободным или умри» означает, помимо прочего, что жители штата не платят федерального подоходного налога. К тому времени я уже знал, что мне заплатят награду, поэтому такой тактический ход мог сэкономить мне миллионы. Сотрудники Скулкилла так и не узнали, в чем состояли мои мотивы. Возможно, они подумали, что мне просто нравится кленовый сироп. Я провел две беззаботные недели в центре социальной адаптации в Манчестере, штат Нью-Гемпшир, — в простом старом доме, где кроме меня жило еще двадцать «выпускников федеральных учреждений». Меньше чем через неделю после моего приезда в бостонский офис Дуга позвонил Дин Зерб из Вашингтона и сказал: «Пошел белый дым!"[101]Дин сообщил Дугу, что налоговая служба предлагает мне награду в размере 104 миллионов долларов за раскрытие роли UBS в крупнейшем налоговом мошенничестве в истории США. Казалось, что вопрос решен, но я на собственном печальном опыте убедился, что правительству доверять нельзя, поэтому просто продолжал жить, как обычно.

Я устроился на новую работу. Мой отец учился в квакерской школе-интернате в Пенсильвании, а один из его старых школьных друзей, Фриц Белл, владел небольшой фермой и конференц-залом в городе Рэймонд, штат Нью-Гемпшир, примерно в 50 километрах от столицы штата. Фриц, милый пожилой джентльмен, сказал моему отцу:

— Разумеется, мы с удовольствием возьмем Брэда на работу.

Фриц и его семья были прекрасными людьми. Они выделили мне место для жизни в небольшом старом домике сторожа, и я с удовольствием занимался садом, строил каменные стены, чинил амбар и дышал прохладным осенним воздухом. Мне всегда нравился физический труд — он помогает обрести чувство реальности. Я отказался бы от своей крошечной зарплаты, но федералы хотели получить доказательства моей реабилитации. Это ужасно смешно — сначала они тратят кучу денег налогоплательщиков на то, чтобы держать меня в тюрьме, а затем требуют, чтобы какой-то другой налогоплательщик взял меня на работу.

В начале сентября Стив Кон позвонил мне из Вашингтона и сказал, что собирается приехать. Он планировал долететь до Бостона, там пересесть на самолет до Манчестера, взять в аэропорту машину и приехать в Рэймонд.

— Ты ведь будешь дома, правда, Брэд? — его голос звучал необычайно возбужденным.

Я рассмеялся.

— Не волнуйся. Мне запрещено покидать пределы штата.

Тем же вечером мы стояли лицом к лицу в моей крошечной кухне. На мне были грязные ботинки, рваные джинсы и клетчатая рубашка, как у лесоруба. Стив был облачен в свой формальный костюм, но узел его галстука был распущен, а его лицо пылало. Он поставил свой портфель на ветхий стол, открыл его и вытащил чек, выпущенный государственным казначейством США.

Это был обычный чек, наподобие тех, которые вы получаете после 15 апреля[102]. Он был выписан на имя Брэдли Биркенфельда, а в графе «сумма» стояло 75 816 958 долларов и 40 центов! Общая величина моей награды составляла 104 миллиона, но правительство удержало из нее налоги. Волновало ли это меня в тот момент? Ни капли. Что такое несколько десятков миллионов в отношениях между друзьями, правда?

Мы не сказали друг другу ни слова, потому что победа лишила нас дара речи. Мы просто пожали друг другу руки и обнялись, как тренер и игрок, только что выигравшие суперкубок по бейсболу. Я перевернул чек, поставил на нем свою подпись, а затем мы отправились в конференц-зал. Там мы сделали несколько цветных копий чека, чтобы повесить их в рамках на стену. Затем Стив отправился в Вашингтон, чтобы на следующее утро положить мое состояние на целевой депозитный счет. Мы знали, что, если придем с таким чеком в манчестерский банк, там, скорее всего, вызовут полицию.