не живое. Пораженные изумлением при виде этого пустынного города, французы отвечали таким же торжественным молчанием на величественное безмолвие этих современных Фив. С тайным содроганием в душе кавалеристы Мюрата прислушивались к стуку копыт своих лошадей, проезжая мимо пустынных дворцов. Они удивлялись, что не слышат никаких других звуков среди этих многочисленных жилищ! Никто из них не думал останавливаться, не помышлял о грабеже – оттого ли, что их удерживало чувство осторожности, или же оттого, что великие цивилизованные нации должны соблюдать чувство уважения к себе в неприятельских столицах и в великих центрах цивилизации».

Филипп де Сегюр, адъютант Наполеона, обладал несомненным литературным даром. Писательство увлекало его с юности, и его воспоминания полны ярких образов и «философских» оценок. Это впечатляет. «Тайное содрогание в душе от стука копыт собственных лошадей» – как звучит!

…Считается, что всадники короля Неаполя входили в Москву в таком порядке… Первым – 10-й польский гусарский полк.

За ним – прусский 1-й сводный уланский полк. Далее – вюртембергский 3-й конноегерский полк и, наконец, четыре французских полка легкой кавалерии (гусары и конные егеря). Все кавалеристы получили строгий приказ – с коней не слезать, из строя не выезжать. Действовало заключенное Мюратом перемирие, которое позволило русской армии покинуть город. Нередки сцены чуть ли не братания, короткий режим «мир – дружба» продолжается до события у Кремля, где происходит стычка кавалеристов Мюрата с «группой вооруженных москвичей». Дальше все было уже не столь благостно, но можно констатировать, что весь день 14 сентября французы занимали Москву…

Пугала тишина, настораживает и пустота. Закрытые дома, лавки… Наполеон отдал строгий приказ – ничего не трогать, за неподчинение расстрел. Людей, которые страшно устали и крайне плохо питались, трудно испугать даже распоряжением императора. Им нужно есть, где-то остановиться на ночлег. Лейтенант из саксонского шеволежерского полка Вильгельм Ляйссниг даже оправдывал своих кавалеристов: «Когда солдаты вступают в покинутый своими жителями город, где все в их распоряжении, и берут съестное и какую-то одежду, разве можно назвать подобное грабежом?» Можно, вообще-то, но до повальных грабежей дело еще не дошло.

…Кирасирский полк Огюста Тириона в Москву попал не сразу. Им приказали остановиться неподалеку от города, и случилась маленькая радость. «…Мы заметили, что наши кони стали выкапывать у себя под ногами картофелины, что стало для нас настоящей гастрономической удачей. Это был первый раз, когда мы увидели картофель после Вильно». Дальше Тирион критикует гастрономические предпочтения русских, но это простительно. По крайней мере, картошкой его товарищи запаслись, после чего часть кирасир самовольно отправилась в Москву, хотя приказ остаться на бивуаках там, где они находились, уже был получен.

«…Они вернулись оттуда, нагруженные всем, что смогли там обнаружить, особенно всякого рода провизией. В основном это было вино, особенно шампанское, до которого русские большие любители. Все эти вина, доставленные издалека, были лучших французских марок и, благодаря своей крепости, сильно кружили голову. Вот и наш бивак еще никогда не был таким веселым и щедрым на песни; люди думали только о Франции и прославляли ее виноградники».

В общем, шампанское с картошкой шло на ура, но прямо во время песнопений кирасиры увидели дым.

…«Победа, которой он все принес в жертву, гоняясь за ней, вдруг исчезла на его глазах, в вихрях дыма и пламени! Им овладело такое сильное волнение, слоено его пожирал тот самый огонь, который окружал его со всех сторон. Наполеон не находил себе места, каждую минуту вскакивал и опять садился. Он быстрыми шагами бегал по комнатам, и во всех его жестах, в беспорядке его одежды выражалось необычайное беспокойство. Из его стесненной груди вырывались по временам короткие, резкие восклицания:

– Какое ужасающее зрелище! Это они сами! Столько дворцов! Какое необыкновенное решение! Что за люди! Это скифы!» Граф Филипп-Поль де Сегюр.

«Наполеону казалось, что он все предусмотрел: кровавую битву, долгую задержку в Москве, суровую зиму, даже неудачи… Двести шестьдесят тысяч человек, находившихся у него в тылу, служили гарантией от непредвиденных опасностей. Однако, едва император воцарился в Кремле, неожиданно разразился ужасающий пожар. Уничтожение Москвы самими русскими выбивало из-под него опору, на которой зиждились все его расчеты». Барон Агатой Фэи.

Два человека из ближайшего окружения императора. Они слышали, они видели. Большой пожар Москвы поверг Наполеона в шок. До сих пор продолжаются споры, а кто же все-таки поджег Москву? При том, что даже французские генералы, когда пожары были еще незначительные, склонны были винить своих солдат за неосторожное обращение с огнем. Но то, что последовало дальше…

20 сентября 1812 года, из Москвы, Наполеон отправит письмо императору Александру I:

«Господин Брат мой… Прекрасной и великой Москвы больше нет. Ростопчин приказал сжечь ее… Кажется, огонь наконец поутих. Три четверти домов сожжены… Это поведение ужасно и бессмысленно… Пожарные насосы были сломаны или увезены, часть оружия из арсенала отданы злодеям, открывшим орудийный огонь по Кремлю. Человечность, интересы Вашего Величества и этого большого города требовали доверить его сохранность мне, потому что русская армия оставила его беззащитным…»

Александр не ответит. Отвечать он перестал и поступил, как выяснится совсем скоро, абсолютно правильно. Что же касается пожара Москвы… Просто признаем, что императору Франции он был совсем не нужен. Помимо всего прочего, как опытный полководец, Наполеон прекрасно понимал, что катаклизмы, подобные такому пожару, создают благоприятную почву для грабежей и воровства, для резкого падения уровня дисциплины. Предчувствия его не обманули.

Карабинеры 2-го полка вошли в Москву вечером 14 сентября. «…Нам было обещано, что мы должны в кратчайшие сроки получить полагающиеся регулярные поставки, фураж и дрова, а на следующее утро даже квартиры.

Мы надеялись и напрасно ждали обещанного продовольствия до полуночи с пустыми желудками. Было ощутимо холодно, а мы не имели ни единого костра; наши каптенармусы, которые уже много часов назад ушли для получения столь необходимого нам продовольствия, не вернулись назад, и наше веселье резко прекратилось.

На следующий день, как раз после полуночи, в различных местах города вырвался огонь. Для тушения различных пожаров прежде всего был командирован личный состав расположенных поблизости воинских частей. Наш полк тоже выделил для этого много людей. Но эти люди возвратились уже около часа назад и рапортовали, что нечего и думать ни о каком тушении, так как все насосные трубы сняты с колодцев, а последние почти все засыпаны. Кроме того, они сообщили, что горящие дома полностью меблированы и заполнены провиантом, и из них следует еще кое-что спасти для нашей пользы. Затем мы получили разрешение, чтобы каждый мог спасти из огня то, что кажется ему