Марина тут же двинулась за ним. Понимая, что ей нужно совсем в другую сторону, она почему-то не могла бросить его именно сейчас, ругала себя, что не ушла минуту назад во время пустого трëпа, но упорно пробивалась за спиной Антона к коридору со смотровыми кабинетами. Там, наверное, должна была быть Кристина.

Протиснувшись в коридор, начинающийся за залом с регистратурой, они уже четко различали звуки стрельбы, идущие из дальних отделений. Вместе с ними против потока с руганью и криками двигались ещё несколько мужчин и женщин. Подняв руки, они выкрикивали имена, видимо надеясь привлечь внимание тех, кого искали.

Уже через минуту толпа резко поредела, выхлестнувшись наружу. Марина с Антоном бросились по кабинетам. Мужчина нервно распахивал двери, выкрикивая имя дочери. Некоторые комнаты были пусты, а какие-то наоборот, под завязку забиты перепуганными людьми, которые несмотря на крики и стрельбу не решались покидать больницу.

— Кристина! Кристина! — кричал он, пытаясь разглядеть в испуганных лицах, глядящих на него из смотровых, знакомые черты.

Из-за распашных двустворчатых дверей, отделяющих соседнее отделение донеслись истошные вопли и автоматные очереди. Марина и ещё несколько людей замерли, напряженно глядя в сторону приближающегося боя. Вдруг двери распахнулись и из них один за другим выбежали трое солдат. Люди шарахнулись в стороны, прижавшись спинами к стенам коридора. Женщина с рыжими волосами в длинном синем сарафане зажмурилась, выставляя вперёд руки. Однако солдаты не нападали, они вообще не обратили внимание на этих нескольких гражданских в коридоре. С выражением ужаса на лицах они бежали к выходу, спасались от кого-то очень их напугавшего.

Антон не обращавший внимание ни на что и продолжавший рыскать по кабинетам, выскочил из рентген-кабинета и столкнулся с первым из бегущих солдат. Падая, они повалили наземь одну из женщин. К образовавшейся свалке тут же подскочил мужчина в светлых бриджах и схватив автомат, перекинутый ремнем через шею упавшего солдата, принялся рывками тянуть на себя. Солдат — молодой парень неумело отталкивал руки нападавшего, к которому вдруг пришла на помощь упавшая женщина. Марина успела подумать, что здорово было бы сейчас захватить оружие, но тут же эту мысль вытолкнула другая: трое вооружённых людей убегают, не разбирая дороги. Это же почему-то⁉

Тут один из пробегавщих было мимо товарищей упавшего бойца решил ему помочь. Быстро и радикально. С каким-то плаксивым выражением на лице он выпустил от бедра длинную очередь, перечеркнувшую всех четырёх возящихся на полу людей. Оторопев, Марина смотрела как из-за запрокинутой головы Антона, который так и не смог выбраться из под тела упавшего солдата, расплывается тёмная лужа.

Потом она проводила взглядом скрывшихся за углом сбегающих солдат и снова перевела взгляд на затихших людей на окровавленной плитке.

Ей было очень страшно. Ей было страшно весь этот бесконечный день, но ужас, который гнал прочь этих солдат, видимо был гораздо сильнее. Что это было? Неосознанная истерика или чёткое понимание того, что убивая промедлившего товарища они облегчают его долю? Ответы, даже не успевшие ещё сложится в кружащейся голове, приводили её в оцепенение. Не в силах решится ни на что, она тупо стояла посреди коридора, глядя на тех, кто только что отчаянно пытались найти своих родных в ширяшемся, как лесной пожар аду больницы.

Родных… А она? Что здесь делает она? У неё тоже есть родные? Они здесь? Не успев додумать мысль, которая должна была выровнять грозящую осыпаться кучей обломков психику, боковым зрением Марина увидела в дальнем конце коридора приоткрывающуюся створку и пырскнула в ближайшую дверь «Смотровая N3». В кабинете единым вздохом реагируя на её появление, охнуло около 10 человек. Молоды и зрелые женщины, несколько разновозрастных детей. Все сидели на корточках словно маленькие зверьки в клетке. Ближе всех в выходу была девочка лет 6-и в одних шортиках. Глаза уже распухли от бесконечного плача, рот искривлен не проходящим испугом и готовностью снова разреветься. Марина тут же поняла, что девочка была одна. Всех остальных детей, спрятавшихся в процедурной, прижимали к себе матери, а эта малышка сидела одна, обхватив колени ладошками.

Кто-то внутри Марины, среди качающихся опор сознания искал точку опоры, искал что то, что напомнило бы ей для чего она здесь. Что она должна сделать, чтобы не превратится в мечущийся в беспорядке клубок паники. Этот ребенок, сидящий как бы на краю островка, спасающих друг друга близких людей, сработал как эта точка. Марина бросилась к девочке и обхватила её руками присев рядом.

— Ты кто? Как тебя зовут, малыш?

— Я Танюша. Танюша Кузнецова, — всхлипывая произнесла девочка.

— А где родители твои?

— Не знаю. Меня сюда на машине привезли. Машина всё время дела так: Пиу! Пиу! Пиу!

В коридоре послышались шаги нескольких человек. Почему-то Марина сразу поняла, что это те, кто смертельно напугал убегающих солдат. Женщины вокруг что-то бормотали в уши своим детям. Кто то молился, кто-то просил не плакать, кто то обещал близкое успокоение.

В эту минуту Марина понимала, что очень не хочет, чтобы Танюша так же как все мучилась ожиданием этих мгновений. Что бы там не было, даже если им сейчас конец, пусть он придет быстро. Пусть ушко этой малышки не будет напряженно ловить звуки приближающихся шагов и слов из коридора, этого напряжённого дыхания рядом с ней.

— А ты где живешь, — она поправила слившиеся на лбу у малышки светлые волосы.

— Я живу в Панораме, возле парка Галицкого. У нас там с мамой красивая квартира.

— Да, да! Я знаю! Очень красивый район! Мама тебя, наверное, дома ждёт⁉

— Наверное. Мама за мной в садик вечером должна прийти. А у нас там пожар случился. Много дыма было. Потом нас с девочками в машину посадили и она поехала и делала всё время: Пиу! Пиу! Пиу!

Дверь в кабинет распахнулась. на пороге стоял высокий стройный человек с глазами немного навыкате. Холодный и колючий взгляд прошелся по всем обитателям комнаты.

……………………………………………………………………………………………………………………

Следующие три часа Марина потратила на возвращение домой. То, что она наблюдала по пути, вероятно, еще день назад производило бы на неё сильное впечатление, но теперь она как бесстрастный, электронный вычислитель выстраивала оптимальный маршрут. Измочаленные нервы и перегруженное сознание не давали нравственную оценку картинам на улицах, они просто давали команды: «Опасно, иди в обход.» «Здесь можно срезать.» «Сейчас надо ускориться». Если бы оставалось топливо для эмоций, она бы конечно плакала. Бежала и плакала.

Её полный потрясений поход за припасами обернулся абсолютным провалом. Она не представляла, что