Немного помогало оживленное встречное движение, не позволяющее выполнить обгон. Но когда мы выехали на четырехполоску, пришлось качать машину от обочины до разделительной полосы, чтобы не позволить нас обогнать. Я понятия не имел, чем все должно закончиться, пока у меня был только один план – уехать как можно дальше.

Впереди стало попадаться все больше машин, в том числе и на нашей стороне дороги. Теперь приходилось совершать сложные маневры, чтобы объехать их и в то же время оставить помехой для Вероники. Когда я бросил случайный взгляд на часы, то был удивлен – мы ехали только пятнадцать минут, хотя я считал, что не менее получаса. Необходимо было что-то предпринять, обострить ситуацию.

Шанс вскоре представился. Впереди шли автовоз и бензовоз. Шли почти рядом, оставляя небольшой зазор между собой. Они шли почти с одной скоростью, достаточной, чтобы зазор не сокращался, но и не удлинялся существенно.

Я притормозил, и Вероника тут же оказалась рядом, азиат почти торжествовал. Я дал еще раз по тормозам, оказавшись за «БМВ», а потом нажал на газ. «БМВ» не мог ехать быстрее идущего впереди бензовоза, и, чтобы избежать столкновения, Веронике надо было проскочить в зазор, что она и попыталась сделать. Я еще прибавил и ударил «БМВ» в самый угол.

Машину с Вероникой и азиатом закрутило, она потеряла управление, повернулась боком, совершила кульбит и ударила бензовоз в бок. Веса «БМВ» оказалось достаточно, чтобы бензовоз стал крениться и выехал со своей полосы. Встречная машина ударила бензовоз прямо в лоб. «БМВ» проскользил по борту бензовоза вперед, вскрывая цистерну, как нож консервную банку. Автовоз сзади справа ударил по тормозам, вылетая на обочину справа. Я тоже стал тормозить, но машина слушалась плохо, нас несло на падающий бензовоз.

Падая, бензовоз стал чиркать по трассе крыльями, как спичками по черкашу. Сноп искр был в метр высотой. Пламя взметнулось вверх, и волна жара ударила в «Мерседес», останавливая его движение и помогая тормозам. Бензовоз окончательно упал, «БМВ» проехал буквально несколько метров после него и остановился, покачиваясь на крыше. «Мерседес» еще несколько секунд несло по инерции, но, наконец, он остановился.

Я отстегнул ремень и выскочил наружу. Аня и дети уже выбирались, мы бросились вон от пламени, поднимающегося на высоту более десяти метров. Жар был такой, что я почувствовал, как скручиваются волосы, хотя мы и стояли довольно далеко от эпицентра. Только сейчас я обратил внимание, что за нами тянется след из пролившегося масла – удар дорого обошелся «Мерседесу».

Лужа горящего бензина продолжала растекаться по трассе и подбираться к перевернувшемуся «БМВ». Еще немного, и он должен был скрыться в огне. Кажется, все, выдохнул я и повернулся назад – прямо на нас несся на огромной скорости джип «Чероки».

За рулем сидела Вера. Ее глаза на этот раз светились огнем не разума, но безумия. Она вцепилась побелевшими пальцами в руль и изо всех сил давила на газ. Ей оставалось буквально несколько десятков метров, чтобы снести всех нас в огонь. В этот момент время для меня словно остановилось.

Аня стояла справа от меня, дети – слева. Я мог успеть толкнуть только в одну сторону. Я выбирал слишком долго, чтобы почувствовать, что лечу влево, обдирая об асфальт локти и спину, зато сметая дальше в сторону детей: Аня приняла решение за меня, вложив всю силу в толчок. Но это забрало у нее драгоценные секунды – джип въехал прямо в нее.

Аня сначала сложилась от удара пополам, а потом взлетела на воздух. Вера начала тормозить, но сырая после дождя трасса и разлитое масло помешали этому – джип на полной скорости влетел в брошенный «Мерседес» и, словно бильярдный шар, отскочил в самый центр горящего бензовоза. От удара горящий бензин буквально обнял джип и скрыл его в огне.

Я бросился к Ане. Она лежала на трассе, ее волосы крутило от жара, на губах выступила кровавая пена. Она пыталась что-то сказать, но вместо слов только шла кровь. Тогда она протянула руку и нежно погладила меня по щеке. Вдруг ее тело выгнулось и затихло, рука безвольно упала.

Я прижал ее голову к груди и завыл. Хотелось плакать, но слезы не текли, просто набухли в глазах, словно линзы. Я смотрел вокруг, видя все и не воспринимая ничего: Катя, прижимающая голову Женьки к груди и что-то шепчущая ему в затылок. Автомобиль Игоря, из которого выскочил Владилен в разорванном костюме и с кровавым пятном в районе бедра. «Скорая», вызванная кем-то из свидетелей аварии. Я видел все, но это было где-то там, в другом мире. В моем мире я продолжал раскачиваться и выть с головой Ани на руках.

Владилен подбежал, посмотрел на меня, махнул рукой и бросился дальше по трассе, туда, где горел «БМВ». Санитары «скорой» пытались вырвать у меня Аню, но я не давал. Появился Игорь. Он скрутил мне руки и оттащил от Ани. Я сопротивлялся. Я хотел быть с ней. И я продолжал выть. Я не верил, что она могла оставить меня. Только не сейчас, не сегодня.

– Женя! – вдруг прокричал над ухом Владилен. Когда он успел вернуться? – Женя! Где была Вероника? Ее нет в «БМВ». Там только один труп. Ты слышишь меня? Только один, и он мужской. Где Вероника, Женя? Женя! Ты слышишь меня?!

Мы стояли с Женькой и Катей на сельском кладбище в Подмосковье и смотрели на неказистый крест с полуистлевшей фамилией: «Варвара Щастливцева».

– Так, значит, ты Щастливцева, – обратился я к Кате. – Счастливая как бы.

– Значит, – ответила девочка.

– Пойдем.

Мы вернулись к машине, и я повел автомобиль к селу. С момента похорон Ани, на которые я не смог и не захотел поехать – похоронили ее родственники из моего родного города на местном кладбище, – прошло уже два месяца, а рана так и не заросла, она даже не загрубела. Женька замкнулся и не реагировал на мои попытки общаться, отвечая взаимностью только Кате.

Однажды Катя пришла ко мне в комнату, села рядом и все рассказала. Как отчим избил до смерти ее мать, как пытался и почти преуспел в попытке изнасиловать саму Катю. В селе, где они жили, это не было чем-то из ряда вон. Все – и соседи, и участковый – старались сделать вид, что ничего не происходит. Убийство стало неосторожным случаем, попытки изнасилования – неудачным воспитанием отцом нерадивой дочери. Никаких родственников, могущих вступиться за девочку, не было, мать девочки рано потеряла родителей. Поэтому в один прекрасный день Катя села на электричку и оказалась в Москве, скиталась по вокзалам, побиралась, выживала, пока случайно на ее пути не оказался я.

Катя долго не хотела ехать в родное село, но мне нужны были ее документы. Пришло время наладить официальные отношения между нами, а для этого мне надо было выправить ей настоящие документы. Или найти старые.

Дом отчима находился на отшибе, почти на самом краю села – в пяти сотнях метров от него начинался лес. Во дворе, окруженном покосившимся забором, стояла деревянная постройка, больше похожая на хлев для скотины. Когда-то это строение было срубом, но затем так часто латалось и перестраивалось, что стало больше напоминать сарай из фанеры.