Сжатый очерк событий не в силах передать всю напряженность и тяготы боев в нормандском бокаже. Немцы прозвали их schmutziger Buschkrieg («грязной войной в кустах»), но не отрицали того, что в этой войне все преимущества были на их стороне, на стороне обороняющихся. Страх, порожденный боями в бокаже, разжег в американцах такую ненависть к немцам, о какой до начала вторжения они и не подозревали. «Хороший фриц – это только мертвый фриц, – писал домой, в Миннесоту, солдат 1-й пехотной дивизии. – В жизни я ни к кому никогда не испытывал такой ненависти. И совсем не потому, что какой-нибудь начальник произнес перед нами зажигательную речь. Кажется, я тут немного свихнулся – а кто не свихнулся? Наверное, оно и к лучшему». И все же жестокость боев ограничивалась некими неписаными рамками. Например, ни одна сторона не применяла разрывные пули, понимая, что противник немедленно ответит тем же.

Американцы не ожидали, что заросли бокажа окажутся такими густыми, что среди кустов растут высокие деревья, да еще и высаженные на высоких насыпях вдоль дорог. В ходе подготовки к высадке они привыкли думать, что кустарник в Нормандии будет таким же, как в Южной Англии. Командир 7-го корпуса генерал Коллинз говорил О. Брэдли, что бокаж ничем не уступает джунглям, в которых ему пришлось повоевать на Гуадалканале. Да и сам Брэдли назвал бокаж «самым проклятым краем из всех, какие мне только довелось повидать». Даже англичане не прислушались своевременно к предупреждениям фельдмаршала А. Брука. Ему эта местность была знакома по отступлению 1940 г., и он предвидел, с какими трудностями столкнутся наступающие войска.

Солдаты из свежего пополнения особенно терялись и пугались оттого, что при наступлении через маленькие, разгороженные кустарником поля совершенно невозможно было разглядеть противника. Они позабыли даже те азы действий пехоты, которым их успели обучить. Когда немецкие пушки или минометы брали их в вилку, инстинкт заставлял солдат прижиматься к земле или бежать назад, а не прорываться вперед, что было бы гораздо безопаснее. А стоило единственному немцу, засевшему с винтовкой на дереве, выстрелить, и целый взвод мог растянуться на земле, становясь очень удобными мишенями. Немцы наловчились создавать такие ситуации, а затем обрушивали на тех, кто залег на открытой местности, шквал минометного огня. «Если хотите жить – идите вперед, не останавливайтесь!» – такой лозунг пропагандировал в своих общих указаниях штаб генерала Брэдли. Офицерам и сержантам было приказано не ложиться под огнем, поскольку их примеру немедленно последует весь взвод. Чем напористее наступать, тем меньше потерь, потому что немцы несколько терялись, когда противник продолжал приближаться. Все время солдатам внушали и то, как важно вести огонь на ходу. Иными словами, нужно не ждать, пока перед тобой возникнет ясная цель, а все время вести огонь по местам вероятного укрытия противника.

Если же солдат получил ранение от пули снайпера, то ему рекомендовалось лежать и не шевелиться. На убитого немец тратить вторую пулю не станет, а вот если поползешь к своим, тогда он точно выстрелит. Засевшие на деревьях немецкие снайперы, как правило, привязывали себя к стволу, чтобы не упасть, если ранят: вражеским снайперам ни та ни другая сторона пощады не давали. Там, где не было подходящего дерева, снайперы любили устраиваться в стогах сена. Правда, от этой тактики им вскоре пришлось отказаться: американцы и англичане быстро научились поджигать любой стог трассирующими пулями, а затем расстреливать убегающего немца, если он там был.

Обычные немецкие солдаты были неважными стрелками – за долгое время пребывания у Атлантического вала у них не было настоящей практики. Зато страх американцам они внушали невероятный, совершенно не соответствующий наносимым потерям. Раненых и убитых минометным огнем было в три раза больше, чем потерь от ружейно-пулеметного огня. Снайперов, вооруженных винтовками с оптическим прицелом, в большинстве немецких частей было очень мало, но это не мешало перепуганным пехотинцам считать «снайпером» всякого немецкого стрелка в укрытии. «Не следует преувеличивать опасность, которую представляют снайперы», – говорилось в циркуляре штаба 1-й армии. С вражескими снайперами надлежит бороться своим снайперам, а не войскам, «открывающим беспорядочную стрельбу». Аналогично страх заставлял американцев видеть в каждом немецком танке именно «Тигр», а в каждом орудии – 88-мм пушку.

Американцы, как и англичане на Канском фронте, обнаружили, что немцы умеют великолепно маскироваться. Они срезали свежие ветки и ими маскировали свои орудия и танки от авиации, равно как и от наземного наблюдения. Их солдаты были приучены маскировать пресловутые следы танковых гусениц, вплоть до того, что выпрямляли примятую траву и колосья. Да и пехотинцы немецкие не просто окапывались – они зарывались в землю, как кроты, сооружая над землянками накаты из бревен для защиты от снарядов, а под кустами рыли настоящие туннели. Малый просвет в кустах служил идеальной амбразурой для того, чтобы косить наступающих американцев из скорострельных МГ-42[192].

На Восточном фронте, под ударами советской артиллерии и авиации, немцы выработали способ уменьшать, насколько возможно, свои потери в обороне и с немалым успехом применяли этот опыт в Нормандии. Первая линия окопов представляла собой лишь редкую цепочку пулеметных огневых точек. Через несколько сот метров в глубину шла вторая линия, которую занимали основные силы. А еще дальше создавалась третья линия – там сосредоточивались резервы, готовые в любой удобный момент перейти в контратаку.

Немцы очень хорошо понимали, что англичан и американцев легче всего захватить врасплох тогда, когда они только-только успели захватить позиции противника. В такой момент удавалось нанести англо-американцам более тяжелые потери, чем во время самой атаки. Американским солдатам было лень окапываться самостоятельно, и они просто занимали окопы и траншеи противника, а туда нередко закладывались мины-ловушки, и в любом случае они были заранее хорошо пристреляны немецкими артдивизионами, готовыми открыть огонь, как только из этих окопов уйдут немецкие солдаты. В эту западню союзники попадали не раз и не два. Утомившиеся после атаки и возбужденные одержанной победой, они не испытывали удовольствия при мысли о том, что нужно быстро и старательно отрывать себе новые окопы. Много времени и очень много ненужных жертв потребовалось английским и американским пехотинцам, чтобы усвоить известную немцам истину: «Больше пота – меньше крови».

В сражениях против Красной армии ветераны Восточного фронта научились всем мыслимым хитростям и уловкам. Если перед их позициями были воронки от снарядов, они укладывали на дно противопехотные мины: под пулеметно-минометным огнем инстинкт побуждает того, кто идет в атаку, прятаться именно в воронке как самом надежном месте. Оставляя врагу свои позиции, немцы не только закладывали в окопы заранее мины-ловушки, но и оставляли там ящик гранат, выдергивая в последний момент чеку из двух-трех, чтобы взрыв произошел быстро. С большим мастерством они маскировали в придорожных кюветах так называемые S-мины, которые у американцев получили прозвище «прыгающая Бетти» или «кастрирующая мина»: начиненная шрапнелью, она подпрыгивала и взрывалась на уровне ниже пояса[193]. А поперек дорог туго натягивали проволоку на высоте шеи сидящего в машине человека, из-за чего беспечные пассажиры какого-нибудь джипа вполне могли остаться без головы. Американцы вскоре стали приваривать к передку своих открытых автомашин металлические прутья с загнутым концом (в форме буквы Г) для защиты от проволоки.