— Я в этом не участвую, — объявил он. — Какое бы оружие вы мне ни напридумывали, я все равно не умею с ним обращаться.

Бастиан опять почувствовал, что задыхается. Сейчас он охотнее всего распинал бы эти массивные стены, расшвырял бы их, обрушил, чтобы только выбраться отсюда, а потом умчался бы прочь — всё равно куда, лишь бы подальше от всего этого безумия, от этих мрачных холодных туннелей, этих гор мусора и земли, останков убитых когда-то людей.

Похоже, Пауль почувствовал, что его начинает охватывать паника.

— Спокойно, — сказал он. — Тебе не придется сражаться. Это сделаю я.

Усмехнувшись, Доро покачала головой.

— Вижу, Пауль, ты затеваешь очень благородное дело. Но мы ведь всё уже знаем. Тристрам нам точно поведал, что он требует. С какой же стати ты думаешь, что Божий суд окончится чем-то иным? Ты не можешь победить в этом поединке.

— Я его выиграю. — Пауль поднял меч и протянул его в сторону людей, сидевших у костра. — Я выхожу на поединок ради Бастиана Штеффенберга, моего брата. Я готов сразиться за него с любым противником, который примет мой вызов. — Меч описал дугу, поочередно указывая на Ральфа, Натана, Альму, Георга, Карину, Мону и Доро. — Если никто из вас не готов к сражению, я считаю его выигранным — именно так велит обычай, и так было всегда.

Это был именно тот Пауль, каким Бастиан знал его прежде, — абсолютно самоуверенный человек с ореолом непобедимости вокруг своей персоны; рядом с ним все остальные ощущали себя слабыми, серыми, невзрачными людьми.

Не вызвался никто, и Бастиан почувствовал, как многотонное бремя медленно сползает с плеч. Должно быть, в этом и состоял план Пауля: он знал, что все уже видели, как он сражается, и понимали, что у них нет никаких шансов на победу. У Пауля всегда есть план. И этот план оказался гениальным.

Карина вышла вперед.

— Так дело не пойдет. Единственный, кто в какой-то мере был тебе равен, это Георг, но он избит. Ральф и Натан пока еще слишком неопытны, чтобы с тобой сражаться. Но все вместе, втроем, — тут можно было бы попытаться. На ярмарках вы ведь тоже всегда так сражаетесь.

Пауль невозмутимо пожал плечами.

— Как хотите. Только я думаю, что оружие должно соответствовать серьезности ситуации. Никаких деревянных мечей — лишь те, что лежат в склепе. Заодно легче будет заметить, что удар достиг цели. — Он улыбнулся остальным. — Настоящие мечи. Подлинное Средневековье. Как будто их приготовили специально для нас, правда?

— Я не могу сражаться, — торопливо заявил Ральф. — Мне нехорошо.

— Тогда это сделаю я. — Карина поднялась и стала разминать мышцы на ногах. — Думаю, я еще в довольно хорошей форме.

— Итак, решено. — Пауль опробовал клинок своего меча. — Карина, Георг и Натан против меня. Тот, чья кровь прольется, считается побежденным. Я попытаюсь не нанести вам слишком серьезных ран.

Снова вмешалась Доро:

— Вы не должны сражаться втроем против него одного. Ему и так не суждено победить. Одного из вас вполне достаточно.

Но остальные на это не согласились; очевидно, их вера в судьбу была не такой неколебимой, как у Доро.

Бастиан почувствовал, как бешено заколотилось его сердце — толчки стали отдаваться во всем теле. Даже если Пауль был самым сильным и ловким из них, это отнюдь не гарантировало, что исход сражения окажется в его пользу. Бастиан потянул его за собой в сторону от остальных.

— Вы не можете так просто распоряжаться мной, как будто меня вовсе нет, — злобно проговорил он. — Речь идет о моей жизни, не о твоей.

— С тобой ничего не случится. — Голос Пауля звучал по-настоящему весело. — Я рад, что они согласились на эти условия, — победа, считай, у нас в кармане. С ними троими я однозначно справлюсь. Положись на меня.

Всё в Бастиане противилось этой идее. Получался поединок уже не между двумя соперниками, а между четырьмя, а значит, шансы составляли один к трем.

Пауль заметил появившееся в его глазах сомнение. Он обнял Бастиана за плечи и пристально посмотрел на него.

— Доверься мне. С тобой ничего не случится. Я точно знаю, что делаю.

— Легко тебе говорить.

— Это лучший вариант, что у нас есть. Моя победа позволит нам выиграть время, а остальные наконец-то перестанут слушать Доро. Она же вправду верит в весь этот бред, понимаешь? Она примет и исход Божьего суда, и тогда с призраком будет покончено, и о безумной идее с принесением жертвы никто уже даже не вспомнит.

— Ненадолго. Если завтра мы отсюда всё еще не выберемся, начнутся те же трудности, ты же понимаешь.

— Нет, по-настоящему они ополчатся на тебя, только когда закончатся дрова и мы будем сидеть в полной темноте.

Это звучало и логично, и в то же время страшно.

— А если ты проиграешь… — пробормотал Бастиан.

По лицу Пауля скользнула улыбка.

— Не проиграю. Я всё держу под контролем, правда. Позволь мне просто всё сделать самому.

Пауль вернулся к костру, и Бастиан поневоле последовал за ним. Айрис подошла к нему и крепко обняла.

— Это просто какое-то безумие, — шепнула она, положив голову ему на плечо. — Как он может так рисковать?

Они смотрели, как вместе с тремя противниками Пауль вошел в склеп. Раздалось тихое позвякивание. Донеслись звуки ударов. Что-то треснуло и сломалось.

Они выбирают себе оружие, подумал Бастиан. Его снова охватило непреодолимое желание бежать отсюда, мчаться до тех пор, пока он не задохнется. Вот только убегать ему было некуда, нужно было оставаться здесь. Этот поединок — совершенная бессмыслица: кто бы его ни выиграл, они заперты в этом подвале, как в темнице, и тут уж ничего не изменишь.

Карина вернулась в зал с коротким мечом в руке. Несмотря на огромную зазубрину, видневшуюся посредине клинка, таким мечом еще вполне можно было сражаться. Натан выбрал меч подлиннее — в его руках тот подрагивал уже сейчас. Георг же вооружился топором на длинной рукоятке. Он вытащил его из черепа, в котором тот когда-то застрял; похоже, несколько минувших столетий не причинили оружию почти никакого вреда.

— Прежде чем мы начнем, — произнес Пауль, — давайте точно определимся, что будет означать исход поединка. — Он указал мечом на Георга, Карину и Натана. — Если вы победите, то есть если один из вас ранит меня до крови, я больше не буду защищать Бастиана. Я не буду стоять у вас на пути и не стану мешать вам делать то, что вы считаете нужным.

Бастиан сжал кулаки.

— Мне это не нравится. Я против поединка, и, если дело кончится тем, что вы с согласия Пауля решите меня убить, я буду защищаться.

— Конечно. — Пауль кивнул ему. — Если я одержу победу, иными словами, если у всех троих прольется кровь, значит, Бастиан останется в живых. В течение суток никто до него не дотронется. Никто на него не набросится, если он повернется спиной или даже заснет. — Это, несомненно, говорилось для Георга; тот нехотя кивнул. — А ты, Доро, не проронишь ни слова о том, что наследника надо принести в жертву, ты вообще не будешь больше вспоминать проклятие Тристрама. В течение суток. Я возьму у Штайнхена свечу, и с ее помощью мы будем отмерять время.