— А почему ж ты не оделся? Почему шляешься нагишом?

— Я не хочу больше надевать военную форму.

— Ты уверен, что тебе лучше? — спросил его доктор Дейника, но только для порядка. На самом деле он удовлетворился объяснением Йоссариана и убрал шприц.

— Я прекрасно себя чувствую, — сказал Йоссариан. — Только вот слегка одурел от твоих уколов и таблеток.

Он расхаживал по эскадрилье голым до самого вечера, и когда Мило Миндербиндер, сбившись в поисках с ног, нашел его перед обедом на следующий день, он сидел, по-прежнему голый, на дереве неподалеку от странного крохотного кладбища, где хоронили в это время Снегги. Мило был одет как обычно — зеленовато-коричневые брюки, зеленовато-коричневая рубаха со звездочкой младшего лейтенанта на вороте, темный галстук и форменная фуражка с твердым кожаным козырьком.

— Я везде тебя разыскиваю, — укоряюще крикнул Йоссариану Мило.

— А надо было сразу поискать меня на этом дереве, — отозвался Йоссариан. — Я с утра тут сижу.

— Ну так слезай скорей и попробуй одну штуку. Это очень важно.

Йоссариан отрицательно покачал головой. Он сидел в чем мать родила на одном из нижних суков, ухватившись для страховки обеими руками за ветку над своей головой. Не сумев сманить его вниз, Мило Миндербиндер с отвращением обнял древесный ствол и принялся карабкаться вверх. Он довольно долго лез, громко ворча и пыхтя, к Йоссариану, а когда забрался достаточно высоко, чтобы сесть на нижний сук и немного отдышаться, его аккуратно выглаженная форменная одежда превратилась в мятое тряпье. Фуражка съехала ему на ухо и, не удержи он ее в последний момент, свалилась бы на землю. Вокруг его усов поблескивали, словно прозрачные жемчужины, крупные капли пота, а под глазами испарина собиралась в мутноватые слезинки. Йоссариан безучастно смотрел на суетню Мило. Тот боязливо перекинул ногу через сук и, обретя равновесие, сел на него лицом к Йоссариану. Потом бережно развернул клочок упаковочной бумаги и протянул ему нечто буроватое, мягкое и округлое.

— Попробуй, пожалуйста, и скажи, нравится тебе или нет, — предложил он. — Мне хочется заранее узнать, как люди примут в столовой мое новшество.

— А что это такое? — спросил Йоссариан, откусывая большой кусок.

— Хлопок в шоколаде, — ответил Мило.

Йоссариана тошнотно передернуло, и он выплюнул откушенный кусок хлопка Мило в лицо.

— Чтоб ты подавился своим дерьмом! — яростно взвился он. — Господи, ну и псих! Даже семена поленился вынуть!

— Да ты попробуй как следует, — принялся уговаривать его Мило. — Не могу я поверить, чтоб это было так уж плохо! Неужто так плохо?

— Хуже некуда, — уверил его Йоссариан.

— А мне надо, чтоб людей кормили этим в столовых.

— Никому твоя дрянь не полезет в глотку, — сказал Йоссариан.

— Авось полезет, — предрек Мило и едва не сверзился с ветки, попытавшись погрозить будущим смутьянам укоряющим перстом.

— Подсаживайся ко мне, — пригласил его Йоссариан. — Тут гораздо удобней и все прекрасно видно.

Ухватившись обеими руками за ветку над своей головой, Мило начал опасливо и медленно перебираться поближе к Йоссариану. Лицо у него от напряжения морщинисто окаменело. Он почувствовал себя в безопасности и облегченно вздохнул, только когда оказался наконец возле Йоссариана.

— Прекрасное дерево, — любовно погладив ладонью кору, с восхищением собственника объявил он.

— Это древо жизни, — пошевеливая пальцами на ногах, сообщил ему Йоссариан. — А кроме того, древо познания добра и зла.

— Да нет, — окинув ближние ветви взглядом, возразил Мило. — Это каштан. Уж я-то знаю. Мы частенько торгуем каштанами.

— Ну, знаешь так знаешь, — отозвался Йоссариан.

Они посидели несколько секунд молча — ноги болтаются в воздухе, руки вскинуты почти вертикально вверх к ветке над головой, один — совершенно голый, если не считать сандалий с рифленой каучуковой подошвой, а другой — в полной воинской форме из плотной шерстяной материи и с туго повязанным галстуком на шее. Мило исподтишка оглядел Йоссариана и, поколебавшись, заговорил снова.

— Мне хочется задать тебе один вопрос, — смущенно сказал он. — Ты вот ходишь второй день голый. Не мое, конечно, дело, а все же, знаешь ли, интересно. Почему ты больше не надеваешь форму?

— Не хочу.

— Понимаю, понимаю, — часто и быстро, будто клюющий воробей, кивая головой, подхватил ничего не понимающий Мило. — Прекрасно понимаю. Я слышал краем уха, как Эпплби и капитан Гнус говорили, что ты спятил, да решил разузнать все сам. — Он опять ненадолго смолк, тактично взвешивая свой следующий вопрос. — Так ты что — и не собираешься ее надевать?

— Думаю, что нет.

Мило энергично кивнул, чтобы еще раз показать свое полное понимание, недоуменно размышляя о странностях Йоссариана. Птаха с ярко-красным хохолком проворно проюркнула сквозь листву у них под ногами. Мило и Йоссариан сидели как бы в ажурной беседке, укрытые сверху многоярусной зеленью косо склоняющихся к земле ветвей и окруженные со всех сторон голубыми елями и серебристыми каштанами. Солнце стояло почти в зените, а сапфирно-голубое небо у них над головой расцвечивали ярко-белые крапины редких облачков. В безветренной тишине с неподвижно застывшими листьями ничто не нарушало мирного покоя, кроме Мило Миндербиндера, который внезапно встрепенулся и, приглушенно вскрикнув, нервически указал рукой на крохотное кладбище.

— Посмотри-ка! — встревоженно воскликнул он. — Там вроде кого-то хоронят. Да это же, наверно, кладбище!

— Там хоронят парня, которого убили в моем самолете над Авиньоном, — безучастно и нарочито размеренно объявил Йоссариан. — Его фамилия Снегги.

— Что, ты говоришь, с ним сделали? — почти беззвучным от благоговейного ужаса голосом переспросил Мило.

— Убили, — сказал Йоссариан.

— Ужасно, — с горечью пробормотал Мило, и его большие карие глаза наполнились слезами. — Бедный парнишка. Это просто ужасно. — Он закусил дрожащие губы и на секунду умолк, а когда заговорил снова, в его голосе звонко звучало неподдельное волнение. — Но будет еще ужасней, если столовые откажутся покупать мой хлопок. Что с ними стряслось, Йоссариан? Неужели они не понимают, как это гибельно для нашего синдиката? Неужели забыли, что у каждого есть пай?

— А у мертвеца из моей палатки тоже есть пай? — желчно спросил Йоссариан.

— Разумеется, есть, — щедро откликнулся Мило. — У каждого в нашей эскадрилье есть пай.

— Его убили до зачисления в эскадрилью, — сказал Йоссариан.

— Прекратил бы уж ты меня травить этим проклятым мертвецом из твоей палатки, — обиженно нахмурившись, возмутился Мило. — Сколько раз тебе повторять, что я тут ни при чем? Мне бы вот выбраться из беды с огромным урожаем никому не нужного хлопка, который я закупил на корню. Ну откуда мне было знать, что рынок затоварится? Я и слова такого — затоварится — тогда не знал. А стать монополистом на международном рынке удается очень-очень редко, и меня следовало бы назвать круглым дураком, если б я упустил эту возможность. — Мило невольно проглотил сокрушенный стон, увидев, как шесть гробоносцев осторожно вытащили из машины «Скорой помощи» простой сосновый гроб и аккуратно поставили его на край глубокой, как узкая рана, ямы в красновато-каменистой земле. — А теперь я не могу продать его ни на грош, — простонал, чуть помедлив, он.