вновь происходит какое-то расширение. И снова оно доводит до слез.

Даня начинает двигаться. Но делает это еще медленнее меня. Замирает так же, как и я, когда необходимо оттянуть высвобождение своего удовольствия. Уверена, продержаться он способен намного дольше, чем я. Но, как я пойму позже, чтобы не мучить меня слишком сильно, он завершает акт на третьем позыве.

И все равно кажется, что продолжалось это бесконечно. По ощущениям, будто гораздо дольше, чем всю ночь. Но по итогу остается немало времени и на сон, который в теплых объятиях новообретенной силы любви оказывается таким же прекрасным и исцеляющим, как и случившаяся между нами близость.

52

Моя. Шатохина. Маринка.

© Даниил Шатохин

Ноль. Семь. Ноль. Один. Новое начало.

Очередной пункт нашего списка – высота, на вершине которой у меня захватывает дух, кружится голова, и блядски трясутся поджилки.

И это не какой-то, мать его, страх. Со страхом я умею справляться. Это что-то гораздо объемнее, значительнее, и совершенно точно мне незнакомое.

Мне.

Незнакомое.

Сколько еще новых чувств мне предстоит постигнуть и прожить?

Уверен, что много.

– Никакого марша, – отсекла Маринка на старте подготовки к свадьбе. – Это дико скучно. Хочу что-нибудь торжественное, но взрывное! Чтобы гости сразу поняли, куда они, черт возьми, попали. У нас должна быть самая танцевальная свадьба!

Кроме того, моя Чаруша воспротивилась против набившего всем оскомину расклада: жених у арки, отец приводит невесту.

– А вот в этом вопросе вернемся к истокам нашей культуры. Мы с Даней дошли до этого брака вдвоем. И дальше будем двигаться только вдвоем. Не хочу, чтобы он стоял один, а я явилась, будто приглашенная звезда. Нет. Вместе пойдем.

Я, конечно, и так ни с чем спорить не собирался. Просто потому что по своим запросам готовил отдельную церемонию. Но все же слова Чарушиной меня впечатлили. Я поддержал ее перед Артемом Владимировичем, потому что это было правильным.

Он отдает мне Маринку за кулисами. Один на один. И именно так это действительно имеет вес.

– Ты все знаешь, – бросает дочери, задерживая выверенно-строгий взгляд. – Все, что надо, видела.

Марина закусывает губы, чтобы сдержать выступающие на глазах слезы, судорожно вдыхает и с готовностью кивает.

Внимание бати Чаруша тотчас переключается на меня.

– Буду нужен, всегда рядом. По любому вопросу.

И я знаю, что это реально так. За эти месяцы убедился, что с ним не нужно отмерять: приемлемо или неприемлемо. С какой бы проблемой я не обратился, Артем Владимирович не потеряется, не смутится, не возмутится и никогда не выдаст каких-то оскорбительных реакций. Поддержит при любых раскладах.

Моя очередь, кивая, принимать посыл. С готовностью это делаю.

– Ну, все тогда, – сжимая обеими ладонями наши сплетенные кисти, с серьезным видом подмигивает. – Запрягай и держись, молодежь. Как бы в будущем не трясло, запрещаю сдаваться.

– Не сдадимся, – заверяем в один голос.

– Тогда понеслась, – наконец, выдает фирменную улыбку человека, который знает гораздо больше обычного смертного. И только после паузы весьма туманно добавляет: – Душа в рай.

Выходя в зал, судя по всему, поднимает толпу.

– Раз, два, три… Даниил и Марина, выходи! – сотни голосов выкрикивают наши имена активнее гребаного «Елочка, гори!».

Начинается медленный проигрыш, который, согласно сценарию, и служит для нас сигналом приготовиться.

– Боже… – выдыхает Чарушина дрожащим шепотом.

Мою грудь будто трактор вспахивает. Чтобы сразу после этого засыпать всю площадь восприятия раскаленными углями жара. Часть горючего напряжения выпускаю через бесшумный короткий выдох, только этого недостаточно. Поворачиваю голову, чтобы поймать Маринкин взгляд и убедиться, так сказать, воочию: все путем.

– Волнуешься? – спрашиваю прямо.

Она кивает.

Но так же быстро заверяет:

– Я там, где изначально мечтала оказаться.

Моргая, принимаю ответ.

– Эта игра еще не закончена, – отражаю в свою очередь.

Маринка, конечно же, тоже не задерживается.

– Эта игра никогда не будет закончена.

– Пока смерть не разлучит нас?

– И даже после.

– Заметано.

Нужные нам ноты. Я стискиваю руку Чарушиной и толкаю дверь. Едва ступаем на ковровую дорожку, гости взрываются приветственными криками. Громче всех, конечно, орут пацаны. Одеты в строгие костюмы, как настоящие взрослые. А ведут себя как чертовы дети. Горланят и подпрыгивают. Очевидно, музыка заряжает. Сразу понятно, что прикидываться благопристойным и стоять с постной рожей необходимости нет.

Что вообще за паскудная традиция чваниться на церемонии и идти в свинячий разнос в ресторане?

На нашей свадьбе веселье начинается в ЗАГСе.

Переглядываемся с Маринкой, смеемся и, вскидывая сплетенные руки вверх, тоже орем. Теперь эти крики как песня. Блядь, да они круче любой песни!

Глубокие, вибрирующие и ликующие.

– Ю-ю-ю-ху, – куражимся на волне чистой эйфории.

Потому как это, мать вашу, реально триумф. Победа над предрассудками, пороками и страхами. Торжество любви, доверия и мужества.

Мы действительно готовы ко всему. Мы никогда не сдадимся. Мы будем вместе всегда.

В порыве эмоций подхватываю Маринку и, под одобрительный гул гостей, доношу до арки на руках. Не отпускаю, пока не удается сорвать поцелуй.

Да что там поцелуй!

То есть один короткий и целомудренный, конечно же, не получается. Счастье бомбит внутри, даже не пытаюсь это скрывать. Пробиваем по деснам конкретно. А потом еще часть Чарушиного лица поцелуями покрываю. Хорошо, что она не фанат штукатурки. Лижу чистую кожу. Ее же кусаю.

Регистратор покашливает. Слышу это, но опомниться получается, только когда Бойка стучит в плечо.

– Слушай, мы еще здесь, если что, – ржет, сволочь, едва оборачиваюсь. – Ждем, когда ты, адский Бог, сделаешь перевес в нашей команде в нужную сторону, – улыбка во все тридцать два и очередной «братский тумак». – Я, конечно, тварь не особо ехидная, но, знаешь, вспоминая, как ты нудил на наших свадьбах про потери, охренеть как приятно, что именно ты забьешь решающее очко!

– Пошел ты, – беззлобно фыркаю я.

– Давай, брат, удачи, – последний хлопок, и он отступает в посмеивающуюся толпу гостей.

А я со вздохом опускаю Маринку на пол.

Одергивая пиджак, машинально оглядываюсь. При виде отца с матерью в груди какая-то ебаная спица выстреливает, но я цепляю на рожу маску непоколебимого равновесия и якобы спокойно поворачиваюсь обратно к слепящей улыбкой регистраторше.

Сердце, пульс, долбаное артериальное давление – все хреначит агрессивно.

Мне, конечно, нахуй не сдались игры в счастливую семью, но их отсутствие на моей свадьбе привлекло