Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать-земля поглощает злодея по воле Хозяйки Медной Горы в «Сказе о каменном цветке», 1954 год.
Детали пропадали и появлялись в первоначальной версии и постановках 1952 и 1957 годов исключительно по политическим причинам. Непосредственным контекстом как для «Счастья», так и для «Гаянэ» являлось подписание пакта о ненападении Молотова — Риббентропа между Советским Союзом и Германией 23 августа 1939 года. Советский министр иностранных дел Вячеслав Молотов и его немецкий коллега Иоахим фон Риббентроп разработали секретный протокол, целью которого было определение советской и германской сфер влияния на ближайшее десятилетие. Документ касался раздела Польши, прибалтийских государств, включая Финляндию, и Бессарабии. В течение двух лет, пока пакт оставался в силе, Комитет по делам искусства сократил заказ на создание антинацистских пьес, фильмов, опер и балетов. Поэтому в «Счастье» не заостряется внимание на пограничниках; поэтому акцент в проекте сценария «Гаянэ» смещен на внутренние угрозы, а не на иностранных врагов. Когда пакт утратил свое действие, дальнейшие пересмотры либретто включали явные отсылки к нацистскому вторжению, в том числе, к воздушным налетам.
Хачатурян осуждал разрушение своего балета, связанное с действиями цензоров: «Спутанные нотации, спутанное либретто, везде одно и то же высокомерие и искажение»[627]. Однако, как и в случае с обрезанными партитурами к третьему балету, «Спартаку», его жалобы остались без внимания. Мало что изменилось для композиторов, писавших музыку к балетам, со времен Пуни и Минкуса, их мелодии до сих пор принадлежали хореографам, несмотря на то что стали намного сложнее, партитура — более законченной, представительной, а мелодические детали отдельных номеров тесно переплетались. Политика виновата в некоторых, но не во всех изменениях, например, это доказывает опыт Хачатуряна в 1967 году, касающийся диктатора Большого Юрия Григоровича. Слава и государственные награды, включая Ленинскую премию за балет «Спартак» в 1959 году, как ни странно, сократили его власть над собственными сочинениями. Советско-немецкий пакт о ненападении был расторгнут 22 июня 1941 года, когда Гитлер обманул Сталина и попытался захватить Советский Союз в процессе двухфазного нападения, более известного как Операция Барбаросса. В декабре того же года японцы бомбили Перл-Харбор, показав США, в то время уже союзнику СССР, ужас сумасшествия Гитлера. Униженный советский лидер не показывался на людях примерно полторы недели, пока Вермахт беспрепятственно выжигал поля и города его империи. Он получал доклады о том, что немцы обнесли колючей проволокой необозримые границы Советского Союза, но медлил с ответом, пытаясь найти способ предотвратить полномасштабное вторжение, даже после того, как фашисты заполонили советскую территорию с северных, южных и восточных фронтов, «с грязных берегов дельты Дуная до маленьких песчаных дюн Балтики», «Одни шли вброд, — писал Константин Плешаков[628]. — Другие плыли на лодках, кто-то бежал, кто-то шел, кто-то ехал на танках и грузовиках»[629]. На долю Молотова выпало сообщить новости о вторжении испуганному населению и доложить Сталину, что военная неподготовленность привела к потере сотен самолетов, тысяч танков и сотен тысяч солдат на фронтах. Чтобы мобилизовать население, советское информационное бюро обратилось к термину «Отечественная война», прежде относившемуся к патриотической войне 1812 года против Наполеона. В октябре 1941 года министерства, партийную верхушку, дипломатов и деятелей культуры эвакуировали из Москвы в Куйбышев (сейчас Самара), промышленный центр на Волге. Те, кто отказался выполнять приказ об эвакуации или же не получил его, говорили о беззаконии и атмосфере гедонизма, наступивших после отправки последнего поезда. Сталин вернул себе статус великого военного стратега, направив генералов советских вооруженных сил (старших офицеров, переживших чистку) на фронт, где слабо оснащенные советские войска сражались против нацистов, обладавших качественной техникой. Гитлер изучил кампании Наполеона перед планированием своего завоевания СССР и мечтал о том, чтобы Москва сгорела, а все 4 миллиона ее жителей оказались порабощены. Его война должна была прозвучать куда более громким погребальным звоном по древней русской столице, а не по новой. Гитлер подверг Ленинград блокаде, длившейся 872 дня, изнуряя население голодом, и довел людей до каннибализма прежде, чем еда и топливо начали поступать в город по льду Ладожского озера. Люфтваффе сбросили пятисотфунтовые бомбы на фабрики Москвы и обычные мины и небольшие бомбы на прилежащие к ним здания, где жили люди. Бомбардировщики ревели в небесах с получасовыми интервалами, 5 или 6 за ночь. В дополнение к пушкам Красной Армии был создан трудовой фронт, включавший мужчин, получивших отсрочку, заключенных и пожилых людей, которые кирками и лопатами проделывали траншеи и колеи для танков, сооружали баррикады, обезвреживали мины и скидывали с крыш зажигательные снаряды, обливая их водой из ведер. Во время налетов матери прятались с детьми на глубоких станциях метро, ночуя на платформах или в тоннелях.
За 2 месяца до вторжения Государственный академический Большой театр был закрыт — планировались ремонт вентиляции и расширение кулис. К моменту начала наступления на Москву, на его сцене не шли спектакли. Ведущие артисты вместе с руководством получили приказ эвакуироваться в Куйбышев, остальные сели на поезда, которыми вывозили из столицы царские драгоценности, — их должны были доставить в Свердловск; некоторые пошли на фронт. Солист балета Алексей Варламов получил «боевое крещение», проехав на танке Т-34 через кирпичную крошку и дым Сталинградской битвы. Танцовщику присвоили звание Героя и отозвали с фронта, так как шрапнель разорвала его левую ногу. Несмотря на это, артисту удалось вернуться на сцену[630]. Василий Тихомиров, хореограф «Красного мака», заболел и не смог уехать. Балерина Ольга Лепешинская, звезда новой версии этого спектакля, показала свою храбрость во время войны. С подросткового возраста она была убежденной коммунисткой и, начиная с первого дня войны, членом Моссовета. Патриотизм, неоспоримый талант и пример, который танцовщица демонстрировала собственным упорством и самопожертвованием, проложили путь к политической власти, когда ей исполнилось всего 25 лет. Коллеги боялись ее связей, но и она сама робела перед высокопоставленными людьми. Первый муж Лепешинской занимался допросами в НКВД. Он дважды попадал