– Ваш отец вскрыл себе вены. Мне очень жаль, но он умер.

Александр настолько спокойно воспринял эту новость, что сам себе удивился. Его мозг и дальше работал нормально, в нем даже возникла циничная мысль, которую Александр произнес вслух:

– Кажется, Ватикан не приносит удачи моей семье, не так ли?

– Что вы имеете в виду?

– Сначала здесь убили моих дядю и тетю, а теперь еще и отца.

– В данном случае речь идет о самоубийстве.

– Вы уверены, синьор Тессари?

– У меня нет причин сомневаться в этом.

– Но у меня есть, – заявил Александр и сообщил о вчерашнем происшествии и о шрамах на спинах арестованных. – А я, идиот, еще говорил Шардту, что меня предупредили о ловушке. Наверное, он в два счета определил, кто меня предостерег.

– Но ведь Шардт находится в тюрьме под надзором римской полиции, а ваш отец был заключен здесь.

– Вам не стоит быть таким наивным, Тессари! Если мы действительно имеем дело с «Totus Tuus», никто в Ватикане не может похвастаться своей безопасностью, даже понтифик. Орден однажды уже пытался убить его святейшество.

– Тут вы правы. Я немедленно ужесточу меры безопасности.

– Это хорошая идея. Я могу пройти к отцу?

– Но зачем? Он ведь умер.

– Я все равно хочу его видеть, пожалуйста, только для того, чтобы я был полностью уверен. Не забывайте, я ведь уже однажды считал его погибшим. Тогда его смерть была подстроена, чтобы он смог всецело посвятить себя службе генерала ордена.

– Что ж, я не против! Но я вас предупреждаю, это зрелище не для слабонервных.

Тессари провел Александра к камере отца. Это была маленькая комната, оборудованная лишь самым необходимым. На полке стояли книги, написанные шрифтом для слепых, который пытался изучать Маркус Розин. На столе под полкой стоял переносной радиоприемник. Больше Александр не увидел ничего, что способствовало бы проведению досуга. Наверное, существует не так уж много дел, которыми может заняться слепой заключенный. Из обстановки были небольшой стол и пластиковый стул. На стуле и сидел Маркус Розин. Верхняя часть туловища опустилась на стол, на нем же лежали и вытянутые руки. Рукава пуловера были вывернуты наизнанку, а предплечья выглядели как одна сплошная рана. Кровь все еще текла, расползаясь по залитой уже столешнице и капала под стол в постепенно увеличивающуюся лужицу. На Маркусе Розине были солнцезащитные очки, словно скрыть вид его пустых глазниц казалось важнее, чем изуродованных рук.

– Почему никто не перевязал раны? – спросил Александр.

Тессари ошарашенно взглянул на него.

– Зачем? Он же мертв, поверьте мне! Врач уже в пути, но он приедет лишь для того, чтобы засвидетельствовать смерть.

– Да, простите! – тихо ответил Александр и попытался сконцентрироваться на главном. – Кто обнаружил тело?

Тессари указал на стоявших вокруг охранников.

– Синьор Бастоне пришел сюда.

Александр обратился к нему:

– Синьор Бастоне, мой отец всегда носил солнцезащитные очки, когда был в камере? Ведь для него самого было неважно, на нем они или нет. Ему не нужно было прятать пустые глазницы от себя.

Бастон, полноватый мужчина под пятьдесят, немного подумал и ответил:

– Мне кажется, он надевал очки только в том случае, когда его выводили из камеры. Нет, нет, точно, так и есть. Когда к нему заходили в камеру, он надевал очки. Здесь, внутри он их не носил.

– И все же они сейчас на нем, – сказал Александр и взглянул на мертвого отца.

– К чему вы клоните? – спросил Тессари.

– Все выглядит так, словно в камере отец был не один когда умирал. Или вы думаете, он был настолько тактичен, что перед смертью подумал о тех, кто обнаружит его тело?

– Иногда происходят самые непредсказуемые вещи, – помедлив, ответил главный инспектор.

– Но самые непредсказуемые вещи – не всегда возможные, – возразил Александр.

Тессари смерил его оценивающим взглядом.

– Вы непременно хотите видеть в этом случае убийство, синьор Розин. Но почему? Положение у вашего отца было отчаянное, ему нечего было больше ждать в жизни. Этого мотива достаточно для самоубийства, так ведь?

– Мотив сам по себе еще не значит, что это самоубийство.

– А солнцезащитные очки указывают на убийство, да? – упорствовал Тессари.

– И чем же мой отец вскрыл себе вены?

Тессари указал на нож, который все еще держал в правой руке.

– Эти ножи мы выдаем в столовой и потом собираем и тщательно пересчитываем. Несмотря на это, вашему отцу удалось вынести его с собой. Ножи очень тупые, поэтому вашему отцу понадобилось, очевидно, немало усилий, чтобы закончить свою работу.

– Вы не думаете, что он мог найти более удобный способ самоубийства?

– Зачем? Вы же сами говорили, что члены этого ордена терпят боль из-за религиозных убеждений.

– Но к их религиозным убеждениям относится и тот постулат, что самоубийство – это грех.

– Боже мой, Розин, вы не можете поверить в то, что ваш отец ушел из жизни добровольно? Вероятно, в этом есть и ваша вина. Ведь именно с вашей помощью он очутился за решеткой?

– Это не так, – возразил Александр, хотя в душе спрашивал себя: «А может, Тессари прав?» – Я даже больше скажу, вы по совершенно понятным причинам ничего не хотите слышать об убийстве, синьор Тессари. Потому что это означало бы одно: ваша виджиланца тоже попала под влияние «Totus Tuus». Без помощи ваших людей отец не смог бы уйти из жизни. Вы не собираетесь признавать этот факт? Или вы хотите вообще его скрыть?

Тессари оцепенел.

– Я не желаю слушать ваши тотальные обвинения. Пожалуйста, покиньте здание тюрьмы, синьор Розин!

– Я буду настаивать на вскрытии, – произнес Александр, выходя из камеры.

– Вы здесь ни на чем не можете настаивать, синьор Розин. Здесь не действует итальянское законодательство, здесь – Ватикан.

Александр покинул здание тюрьмы и был счастлив оказаться на свежем воздухе. Какое-то нездоровое недомогание поднималось откуда-то изнутри, и он, шатаясь, едва стоял на ногах. Александр присел на невысокую стенку, закрыл глаза и глубоко вдохнул. Только здесь, снаружи, он окончательно осознал, что в очередной раз потерял отца. И на сей раз – безвозвратно. Маркус Розин никогда бы не раскаялся в своих поступках и не захотел бы примириться с Александром. Или все же отец покаялся в содеянном и тяжесть вины привела к такому печальному финалу? «Нет, – говорил сам себе Александр, – это не могло произойти так быстро». Его отец был глубоко уверен в правильности всего, что он совершил для «Totus Tuus». От подобных убеждений не отказываются так быстро, как от грязной рубашки. Александр не верил в самоубийство. Но все же Тессари был прав в том, что Александр упрекал себя. Вполне возможно, своей болтовней с Вернером Шардтом он приговорил отца к смерти. Александр чувствовал себя несчастным и одиноким и хотел лишь одного – чтобы сейчас рядом с ним была Елена.