— Кто тут?

Нет ответа. Но он и не потребовался, ответ пришел уже через несколько шагов, когда я наткнулась на ржавую решетку и — у ее подножия — на лежащего ничком человека. Я тронула его за плечо и попыталась перевернуть. Человек издал стон, и я почувствовала, как по моей руке течет что-то горячее.

Я направила луч фонаря ему в лицо. Обычно человек жмурится или вовсе закрывает глаза, когда в темноте ему светят в лицо. Но этот не зажмурился. Его глаза были бессмысленны. Во рту пузырилась кровавая пена.

В шее торчала металлическая заточка, по которой все еще сочилась кровь. Кровь была всюду — на полу, на решетке, на одежде человека. В некоторых местах она уже подсохла, и можно было сказать, что удар был нанесен не несколько минут назад, а гораздо раньше. Быть может, этот человек мучился здесь — со смертельной раной! — час или более того.

Верно, его ударили заточкой примерно в то же время, как убили Игната. Или — чуть позже.

Лицо лежащего передо мной человека было так искажено, что я не сразу узнала в нем… нет, не Алексашу.

Дворника Калабаева, члена чудо-организации отставного майора Бородкина.

Кажется, он увидел меня. Зашевелился. Чудо, что он вообще все еще жив с такой раной в шее.

— Ка… ва… — вырвалось у него.

— Что? Что?

— О-ни…

— Кто — они? Кто тебя пытался убить? Кто убил Игната? Где они?

Говоря все это, я не отдавала себе отчета в том, что Калабаев чисто физически лишен возможности отвечать на такое количество вопросов. Когда же я сообразила, то немедленно полезла за телефоном, чтобы вызвать «Скорую». И тут же выругалась: нет приема. Пришлось вылезать из люка, что, впрочем, я сделала с облегчением. Калабаева я трогать не стала, следуя главному медицинскому принципу: не навреди. С такой раной в шее даже малейшее усилие может стать для него смертельным. Да, это чудо, что он жив до сих пор.

Обретя под ногами асфальт серебровского двора, я вызвала «Скорую». После этого я не стала подниматься в квартиру, а села на лавочку под детским грибком. Мысли вращались вокруг убитого Игната и тяжело раненного дворника Калабаева.

«А что, если это один и тот же автор, на нем и смерть Игната, и исчезновение Алексаши, да и Ильи, если копать дальше? — мелькнула мысль. — А что? Почему бы и нет? Дед Бородкин знает эти кварталы как свои пять пальцев, плюс еще метров на сто под ними — в буквальном смысле! Мотивы? Мотивы могут быть у кого угодно. Ведь бывали же случаи, когда озлобленные жизнью, нищетой представители старшего поколения похищали детей новых русских и требовали за них выкуп, проще говоря: «Делись, живоглот!» Случалось. А дед Бородкин и его организация теоретически вполне способны… К тому же в их «организации» состоит этот мальчишка Марат, который уже как-то раз требовал выкуп за Илью. Шутка шуткой, но в каждой шутке, как известно, есть доля правды.

Что касается сегодняшнего кошмара, то порез на пальцах Игната вполне соответствует той заточке, что торчит сейчас в шее Калабаева. Быть может, Игнат пытался вырвать заточку, и вырвал… но конструировать такие непроверенные версии — пустая трата времени.

Нужно проверять».

В этот момент послышались раскаты сирены, и перед шлагбаумом, преграждающим въезд во двор, остановилась машина «Скорой».

— Твою мать! — гаркнул кто-то. — Нагородили тут р-р-разных рогаток, не продерешься! Ося, подними эту чер-рртову железяку!

Я поднялась с лавки. Ну конечно! Во двор въезжала та самая машина, которую ожидал по своему вызову Гирин. Она тормознула у подъезда, и из машины вышла уже знакомая мне команда: сухощавый доктор, могучий санитар Ося, а за рулем остался сидеть водитель Славик.

— Эй! — крикнула я и помахала рукой. — Вы не в подъезд идите! Там пока что со всеми все в порядке. Хотя, к сожалению, это временно, — добавила я, думая о том, что Ноябрина Михайловна еще ничего не знает.

— А, это вы? — пробасил огромный Ося. — Что же вы на ветру да на дождике сидите-то? Прохватит, потом будете маяться. Или в тепло не к кому идти?

— Вы, Иосиф, сейчас пригодитесь мне как мужчина, — сказала я. — Готовы?

— А как же! — гаркнул тот. — Такой симпатуле и не услужить!

— Вы меня не поняли. Я пока что и без вас обойдусь. А вот те двое, что там, в люке, вряд ли. Вот вам фонарь. Там у решетки лежит человек с проникающим ножевым ранением шеи. Его нужно осторожнее…

Ося наморщил лоб и без дальнейших рассуждений полез в канализационный колодец…

* * *

Не стану описывать, что сталось с Ноябриной Михайловной после трагической новости о смерти сына и исчезновении тела мужа. Упомяну только, что ее увезли в больницу вместе с дворником Калабаевым.

Последний до больницы не доехал. Он скончался в машине «Скорой».

Меня же и Альберта Эдуардовича Сванидзе придержали в серебровской квартире приехавшие менты. К Берту, приняв во внимание место его работы и занимаемое положение, отнеслись с большим уважением и осторожностью, а вот со мной расшаркивались меньше. Впрочем, Сванидзе вступился за меня и заявил, что я его давняя и проверенная коллега и работаю в очень солидной фирме.

Благодаря Сванидзе я освободилась гораздо раньше, чем это могло быть. К тому же босс куда-то запропастился, он не брал трубку. А уж Родион Потапович был способен вытащить меня практически из любой неприятности, связанной с милицией. Сказывались его пресловутые связи, о которых он так мало мне говорил.

Обошлось без вмешательства босса. Ведущий расследование опер проговорил:

— Ну что же, спасибо. Надеюсь, что вы сказали правду. Всю правду, — выделил голосом он.

— Всей правды я, к сожалению, и сама не знаю, — отозвалась я, — но как узнаю — непременно скажу. Так что вы, товарищ оперуполномоченный, на всей правде не настаивайте.

— Она сегодня перенервничала, — сурово пояснил Сванидзе, видя, что опер недовольно на меня косится, — так что вы уж не очень.

— Откуда у вас повреждения на лице? — спросил тот.

— На дачу ездила, — буркнула я. — На забор напоролась. Устраивает такой ответ?

Сванидзе фыркнул, опер махнул рукой и крикнул своим:

— Ладно, сворачиваемся. Труп в морг, заточку на экспертизу. Все!

— А где хозяин квартиры? — повернулся он ко мне. — Серебров Иван Алексеевич?

— Он должен быть здесь, — сухо ответила я.

— А где же он?

— Должен вот-вот приехать. Задерживается, значит. Или вообще решил дома не ночевать.

«Хотя вряд ли, — договорила я про себя, — если вернулся из Италии, то уж не для того, чтобы шляться по клубам со своей потаскушкой Камиллой. Или… или на него напрямую вышли похитители его сына? Быть может. Хотя, как это ни печально, Ильи скорее всего нет в живых… Но не надо каркать! Будем надеяться на лучшее».