— Да так, ничего, — говорит Джан. Он загружает очередной пакет в багажник «газового пузыря».

Вечер похода в супермаркет всегда сулит удовольствия. Мороженое, которое Джан съедает прямо в машине, не из нетерпения, а из-за ощущения изысканности, которое он испытывает, когда добирается через шоколадную глазурь до холодной кремовой середины, пока мимо проносятся огни города. Когда он едет вечером в машине, поедая мороженое, а мать постукивает пальцами, отбивая мелодию, звучащую по радио, Джан остро чувствует, как выглядела бы другая жизнь, которую они могли бы вести. Такая жизнь протекает в симпатичном пригородном домике с гаражом, с красной кирпичной крышей и газоном. Позади — качели и батут. На веранде сидит женщина и читает журнал, а в доме глава семейства смотрит спорт со своими друзьями, а потом они сыграют в карты. Вокруг дома на крутом велике рассекает мальчик. Он может поехать куда угодно на этом велике. Этот мальчик — Джан, если бы он был здоров, если бы не синдром QT.

— QT, кью-ти, — мурлыкает он себе под нос, — крути, крути.

— Что, дорогой?

— Да так.

Певица Шемси крутит попой в облегающих красных брючках с плаката во всю стену.

Джану не разрешают поднимать ничего тяжелого по лестнице в квартиру, поскольку напряжение может навредить его сердцу. Родители подумывали установить подъемник, но вопрос упирался в деньги и в надежду, что, может быть, Джан все-таки повзрослеет и станет сильным подростком. Шекуре звонит Осману по цептепу. Три пакета в одной руке, подъем вразвалочку по крутой деревянной лестнице. Почему бы просто не спустить корзину с балкона? Иногда нельзя взять и посоветовать такое людям. Не в первый раз Джан подозревает, что он куда смышленее родителей.

Джан не доедает кусочек мороженого в награду за то, что его оставили в гордом одиночестве на улице в «газовом пузыре». Шекуре и Осман затащили его в дом в тот самый момент, когда спустились ройботы. Джан злился, а потом боялся, когда тихие крики начали пробиваться через кокон тишины вокруг него. Надо было дать ему посмотреть. В труднодоступных местах площадь Адема Деде все еще испещрена краской: в примыкающей к стене части желоба, на рамах вокруг люка и на карнизах, на резных элементах, — там, куда не дотянуться ни щеткой, ни стеклоочистителем на длинной ручке. Краска осталась на цветочном узоре каменного фонтана. Книжную лавку даже не попытались привести в порядок. Джану леопардовые пятнистые жалюзи кажутся даже более симпатичными, за ними всенепременно должно скрываться что-то потрясающее и дикое. Киоск Айдына тоже закрыт на ночь. А вон Кенан в своей лавке, смотрит спортивный канал по висящему над дверью телику с плоским экраном. Бюлент и Айкут в конкурирующих чайных заняты одним и тем же — расставляют чайные стаканы аккуратными рядами, у Бюлента стаканы с золотым ободком, а у Айкута малиновые. Джан улыбается. Ему нравится замечать мелочи. Так мистер Ферентину смотрит на мир. А вот и Недждет, ой, простите, шейх Недждет, крадется домой по переулку Украденных кур после того, как где-то таскался весь день. Он никогда не выглядел особо хорошо, но сейчас просто в ужасе, лицо осунулось, а глаза выпучились, как у героев мультика про безумных имамов, идет весь сгорбившись. Если это Аллах с тобой сделал, то стоило бы тщательнее выбирать себе друзей. Возможно, за ним следит робот. В конаках и старых зданиях вокруг площади Адема Деде столько укромных местечек, где может спрятаться робот. Уж Джан-то знает, он большинство задействовал. Он помнит о предупреждении господина Ферентину, а потому вжимается в сиденье и выглядывает поверх приборной доски.

Недждет мнется, словно бы боится идти по Гюнешли к своему убежищу. И тут вдруг распахиваются двери маленького белого фургона, припаркованного у чайханы, фургона, на который Джан даже не обратил толком внимания, поскольку тот выглядел ничем не примечательным. Из него выскакивают три молодых парня в ветровках и спортивных штанах. Молодчики подбегают к Недждету быстрее, чем он успевает среагировать, и валят его на землю. Попытавшись встать, он получает удар в живот, после чего парни связывают ему руки за спиной куском проволоки. Недждету не хватает времени, чтобы восстановить дыхание и крикнуть, его волокут и заталкивают в фургон через задние двери. Двое парней залезают в фургон вслед за ним, а третий плюхается на водительское сиденье. Хлопают дверцы, фыркает мотор. Джан сползает вниз, чтобы его не было видно, когда белый фургон проносится мимо него по Киноварному переулку. Все это происходит так быстро, что Джан и охнуть не успевает. Быстро и грубо, и он единственный, кто видел похищение. Бюлент и Айкут увлечены своими стаканами, Айдын захвачен просмотром бесконечных обсуждений перед матчем «Галатасарая». Все смотрели в другую сторону. Джан — единственный свидетель.

Джан выдыхает. Оцепенение спадает. Маленький детектив знает, что нужно делать.

Джан выскакивает из «газового пузыря» и бежит вниз по лестнице навстречу родителям, которые спускаются за второй порцией пакетов. Шекуре сердито делает ему знаки. Джан открывает компьютер, падает на кровать, попискивая от злости на бесконечные окна загрузок. Так медленно! Ага. Еще несколько минут, которые тянутся вечно, и приложение открывается.

Ну же, шепчет Джан, склоняясь над экраном. Давай же. Ура!

Он останавливается, складывая руки в жесте, который заставляет Птицу вылететь из гнезда битботов. Обещай мне, что больше не будешь этим заниматься, просил господин Ферентину. Мы не детективы. Ты должен пообещать мне или больше сюда не придешь.

— Но я — единственный свидетель, — бормочет Джан, глядя на экран. — Если я ничего не сделаю, то никто не сделает. На меня вся надежда, господин Ферентину.

Он раскидывает руки в стороны, и битбот принимает форму птицы. Джан скрещивает большие пальцы и помахивает остальными, словно крыльями. Лети, Птица! И Птица взлетает над деревянными карнизами, огороженным садиком и маленьким тихим кладбищем дома дервиша. Белый фургон мог куда угодно свернуть с Киноварного переулка, и Птица изучает возможные варианты многочисленными глазами. Улица Бол Ахенк. Нет. Алчак Йокушу. Джан видит, как люди съезжают по крутой улице на мопедах. Отчаянные и опасные похитители рисковали бы фургоном. Нет. Вниз по проспекту Неджатибей. Вечернее движение, свет фар и уличных фонарей слепит, мимо проплывают горящие неоновым светом трамваи, трудно отличить белый фургон от других машин на огромной улице. Джан перенастраивает глаза Птицы и рассматривает проспект Неджатибей в максимальном приближении. Они должны быть здесь, должны ехать в этом направлении, к мостам. Но здесь так много белых фургонов! Ты даже представить себе не можешь, насколько их много, пока не попытаешься найти какой-то определенный. Ага, вот он! Пятая машина перед светофором. Птица скользит над очередью из автомобилей.

— Стань Крысой! — шепчет Джан и сжимает кулаки.

Птица взрывается целым дождем битботов, которые на расстоянии нескольких миллиметров от дороги превращаются в быструю и умную Крысу. Но зажигается зеленый свет, машины приходят в движение. Белый фургон уезжает прочь. Джан сосредоточенно пыхтит, заставляя Крысу маневрировать между убийственных шин и мопедов. Быстрее! Быстрее! Но белый фургон удаляется от него, хотя он бешено несется через поток такси и грузовиков. Силиконовые усы помогают увернуться от гильотины колес трамвая, Крыса бежит по рельсам за белым фургоном, пока рельсы не поворачивают в сторону. Между ним и фургоном две машины — нет, снова три. Джан высовывает язык. Каждый его нейрон сосредоточен на этом последнем раунде погони. Они уходят, уходят. И тут поток машин внезапно останавливается из-за одной из непредсказуемых стамбульских пробок, которые по непонятным причинам замораживают движение в целом квартале, а потом таким же непонятным образом сами собой рассасываются. Крыса ныряет под машины, несется между колес. Вот они! Остается меньше метра, когда поток снова ускоряется. Фургон движется. Уезжает от него. У Джана один-единственный шанс. Он с резким криком, который слышит даже через свои беруши, вскидывает руки вперед. Крыса прыгает, словно бы зависая в воздухе, а потом цепляется за номерной знак.