Георгиос вернулся в университет и не отвечал на звонки Арианы. Через три дня после того, как семейство Ферентину покинуло Джихангир, где их род жил с незапамятных времен, правительство взялось за университет: громили пикеты, избивали студентов, арестовывали агитаторов, задерживали академиков и исследователей. А потом черная машина приехала отвезти Георгиоса Ферентину через Босфорский мост.

Трижды Георгиос обнаруживает, что держит цептеп в руке, и трижды откладывает его. Ему плохо от страха. Он пытается представить, как звучит голос Арианы. Он забыл ее голос. Он репетировал, что скажет, но не может предугадать ее ответы. Возможно, она просто не станет с ним разговаривать. Возьмет и повесит трубку. Он этого не выдержит. Всю свою профессиональную карьеру Георгиос посвятил тому, что изучал риски, то, как люди идут на них, как их оценивают и принимают. А теперь он трусит перед риском. Георгиос хватает цептеп. Номер на скоростном наборе. Цептеп звонит. Ему отвечают на иностранном языке. Это греческий, греческий. Георгиос подыскивает слова.

— Алло?

— Алло, кто это?

Гексел-ханым била ремешком по рукам, если кто-то на уроке говорил по-гречески.

— Алло, это Ариана Синанидис? — Георгиос слышит, как дрожит его голос.

Пауза. Георгиос задерживает дыхание. Затем на другом конце снова раздается голос:

— А кто это говорит?

Ариана сказала всего несколько слов, но ее голос вспоминается ему до мельчайших подробностей.

— Это Георгиос Ферентину, — говорит он.

День Сделки.

Погода в День Сделки ясная и очень-преочень жаркая. Воздух в шесть утра переливается над шоссе. Асфальт блестит и тает. Турецкий флаг безвольно свисает с флагштока на холме, словно мертвая птица. Аднан встал, как только прозвучал призыв на утреннюю молитву. Молитва лучше сна. А прибыль лучше и молитвы, и сна. В День Сделки необходимо придерживаться определенных ритуалов. Для начала нужно начистить ботинки. Он сидит в трусах на кухонной табуретке, расстелив на столе газету, с кожи стереть пятнышки крема для обуви легче, чем с ткани. Брюки отглажены под прессом; стрелки стали такими острыми, что можно порезаться. Теперь нужно очистить пиджак от волос, шерстинок и перхоти. В День Сделки нужно побриться так, как показывают в рекламе, гладко-прегладко. Так гладко, будто брился пятью лезвиями. Хасан сделал бы лучше, так, как надо, длинной опасной бритвой. Но это потом. Потом побалуешь себя в награду. Когда сделка будет совершена, ты расслабишься в огромном кресле и позволишь Хасану целовать твое лицо острой бритвой. Кожу печет от одеколона, и Аднан делает протяжный выдох. Аднан не верит во все эти разрекламированные туалетные воды с мужественными именами типа «Голубая сталь» и «Хьюго Мэн» или, что еще хуже, названные в честь известных футболистов и гольфистов. Одеколон — вот чем должен пахнуть мужчина. Вдвойне в День Сделки.

Диджей о чем-то догадывается, или в утренних шоу специально ставят заводную музыку? Нет, он просто предвзят. Как тогда, когда купил «ауди», и ему казалось, что вокруг все только на них и ездят. Аднан гладит рубашку для Дня Сделки, когда из спальни выплывает Айше в одних трусиках.

— У, какой ты у меня горячий, — бормочет она, поправляя спутавшиеся во сне волосы.

— Все впереди, сказали по радио. Сегодня до тридцати восьми.

— Я имела в виду, что ты сексуально смотришься, когда гладишь рубашку в одних трусах без ничего. Мужчины гладят. Это очень изысканно, как и когда мужчины танцуют в балете.

Аднан удивляется, что она вообще видит его сквозь туман. Айше по утрам с трудом просыпается. Она идет на кухню и ставит чайник. Трубы свистят, стучат и издают странный животный рык, но, по крайней мере, в столь ранний час есть вода.

— Все потому, что ты неправильно включаешь.

— На это потребовались годы тренировки.

Зато кофе она варит правильно, он у нее получается просто потрясающий, такой можно научиться варить, только если в твоем доме живет кухарка. Кофе для Дня Сделки. Аднан пьет его на безопасном расстоянии от отглаженной и все еще теплой после утюга рубашки. Насколько вкуснее кофе будет казаться на залитой солнцем террасе его ялы на берегу, когда мимо будут проплывать огромные корабли! Правда, им придется надевать чуть больше одежды. Праздник для глаз экипажей кораблей и любопытных соседей. Вам бы повезло, ребята. Аллах Всемогущий, она так красиво выглядит, когда присаживается на корточки, чтобы вытащить одежду из стиральной машины: ноги разведены в стороны, а над пятками нависает божественный персик ее задницы. Спина просто невероятная. Аднан раньше никогда не обращал внимания на идеальную симметрию мускулов вдоль долины позвоночника, но сейчас это его поразило и возбудило. Утром в День Сделки все воспринимается острее и сексуальнее.

— Прости, что я вчера задержалась, надо было кое-что утрясти с Ахметом и Мехметом.

— Ты охотишься за какой-то редкостью?

По игре мускулов Аднан понял, что Айше улыбается.

— Определенно.

— Расскажешь мне?

Снова улыбка.

— Нет. Расскажу, когда все закончится. Ты занимайся своей сделкой, а я — своей.

Айше забирает кофе в спальню. К семи часам Аднан одет. Особая рубашка для Дня Сделки, особый костюм, особый галстук, и носки, и ботинки. Айше права. Он горяч. Аднан застегивает запонки.

— В бой.

Айше выходит проводить его. Она накинула японское шелковое кимоно.

— Мне больше нравилось без него, — говорит Аднан.

Айше легонько ударяет его рукавом кимоно.

— Давай уже.

Ее поцелуй долгий, с привкусом кофе и обещанием страсти.

— Иди и возвращайся миллионером.

— Позвоню тебе, когда все закончится.

Обычные парни тусуются вокруг гаражей. Наверное, торчали там всю ночь. Как и обычно, они переглядываются и тихо шушукаются, когда Аднан садится в свою «ауди». Каждый раз так. Аднан размышляет, а не опустить ли стекло и не послать ли их куда подальше, пусть пойдут и найдут себе нормальную работу, мать их. На следующей неделе в это же время он уже уберется отсюда.

Машина выезжает из гаража на автопилоте, но, как только Аднан оказывается на шоссе, он переключает ее в режим ручного управления. Внимательное вождение не дает углубиться в мысли о том, как же быть с Кемалем. Движение уже довольно плотное. За лобовым стеклом, которое охлаждает климат-контроль, колышется марево, плотное, словно занавес, радио озвучивает пророчества о том, что температурные рекорды мая будут побиты к восьми часам. Он переключает радио с новостными сводками о ценах на момент закрытия рынка в Лондоне и Франкфурте, на «Хенри Хаб» в Луизиане и утренних ценах с восточноазиатских рынков. Говорит Центральная Азия. Баку вот-вот откроется. Огромная «ауди» дребезжит в серебряном потоке машин. Ультралорд в пути.