А Сашке Шульгину проиграла сражение и морально, и физически. В тот момент, когда поняла, что и из тела древнеассирийского инвалида-нищего он сумел выскочить, и охрану ее виллы в Кордильерах обезвредил, а потом положил ее на пол автоматной очередью возле виска и заставил испытать смертельный, абсолютно человеческий страх.

После этого все: леди Спенсер сломалась, смирилась с судьбой и, как пленная патрицианка, почти добровольно разделила ложе с готским или лангобардским вождем.

Причем — не без удовольствия. Что тоже тысячекратно повторялось в истории.

И вот они снова встретились, и снова когда мировая константа забалансировала над пропастью, толкаемая туда очередной, как бы внезапно возникшей угрозой.

Встретились как лучшие друзья.

Взяв леди Сильвию под локоток, Шульгин отвел ее в уютное помещение, примыкающее к малому адмиральскому салону, по другую сторону от бронированной шахты элеватора десятидюймовых орудий.

Мало кому известный укромный уголок.

Но и здесь, кстати, имелся велюровый диван и откидной столик, куда стюард сразу же принес бутылку многолетней выдержки хереса, бокалы и жаренные с солью орехи кешью.

Как это бывает у давно расставшихся любовников, они расчувствовались, пили золотистое терпкое вино лучших урожаев еще не перемолотых снарядами тяжелых мортир виноградников довоенной Франции. Одними только взглядами сообщали друг другу, что не забыли тех недолгих дней, когда униженная, все на свете проигравшая Сильвия вдруг встретила понимание и даже своеобразную нежность своего самого непримиримого вроде бы противника.

Но буквально через минуту Шульгин, положив поверх руки Сильвии свою ладонь, вдруг произнес ту самую, изложенную в ее записке формулу возможного освобождения его копии из мозга Шестакова.

— Что, леди Си, оттуда мне можно было выскочить только чисто механически, с предварительным переносом собственных тел на Валгаллу? А потом что? Как ты себе все это представляла? Какую еще игру собиралась затеять с нами двумя и наркомом?

Впечатление он произвел сильное. Леди Спенсер даже слегка изменилась в лице.

Но именно слегка. Через секунду она вновь выглядела спокойной и абсолютно уверенной в себе. Что значит школа.

— А ты, выходит, нашел другой способ? Великолепно. Остается только поаплодировать твоим способностям. — И она действительно дважды свела ладони, но практически беззвучно. — Я, признаться, иного не представляла и не представляю сейчас. Все ж таки процесс наложения и снятия матрицы — операция чисто техническая. Электропотенциалы там и все такое. Аппаратура соответствующая нужна. Я и рассчитывала, что, когда тебе удастся добраться до Таорэры, мы проведем сеанс с использованием тамошней лаборатории…

— Так ведь никакой лаборатории там уже нет. А если бы и была — разве тебе разрешили бы ею воспользоваться в личных, так сказать, целях?

— В этом и прелесть ситуации, Саша, что после того, что произошло, база осталась в целости и сохранности, и мы с Андреем на ней побывали. Ты об этом должен помнить своей первой памятью. А вот моих коллег, судя по всему, там уже нет. Исчезли так же, как из нынешней реальности устранились и аггры, и форзейли.

На этот раз столь неприятное ей раньше обозначение ее соотечественников, введенное в оборот Антоном, она произнесла без запинки.

— Я ведь все неоднократно обдумала, еще когда мы с Новиковым с Дайяной воевали.

Да, действительно, Шульгин помнил, что ему говорила та, другая Сильвия, когда в очередной раз встретилась с Шестаковым и они обсуждали условия и способы его возвращения «домой». О свертывании времени, о горящем с двух концов бикфордовом шнуре и о том, что может случиться, когда он все же догорит.

— Так как же ты все-таки выбрался? — повторила свой вопрос Сильвия.

— Как-как! Если бы я сам это знал. Не мы выбираем, нас выбирают, как пелось в одной песенке. Если просто и коротко, то без всякого моего участия. Точнее, после некоторого моего действия, сочтенного «там», — он традиционно указал пальцем в потолок, — либо слишком хорошим, либо слишком плохим, кому-то показалось желательным восстановить статус-кво. И в один прекрасный миг в темном отсеке катакомб я почувствовал, что в голове шестеренки провернулись и я знаю и помню больше, чем минуту назад. Сначала было точно так, как если бы утром проснулся с ощущением, что только что во сне видел и переживал что-то очень важное и интересное, только вот никак детали не вспоминаются. А еще через несколько минут все окончательно разложилось по полочкам.

И сейчас полное впечатление, что на самом деле со мной было то, что творил в сталинской Москве Гриша Шестаков. И с такой же достоверностью помню, как и случившееся после пробуждения на твоей горной вилле…

Для Сильвии то воспоминание явно было не из самых приятных. Она даже слегка поморщилась. Еще бы, вспоминать, как тебя возили мордой об стол… Такое любому не доставит радости. Особенно если до последнего ты считала себя могущественнейшей женщиной на Земле.

— Да-а… — протянула аггрианка после ощутимо напряженной паузы. — Получается, что и вправду шнур горит с двух концов. В той реальности все рухнуло, а теперь и в эту кто-то опять проник. Не Антон ваш, как считаешь?

— Что я вообще могу считать? Это вы у нас между мирами и реальностями, как пираньи в Амазонке, шныряете. А я?.. Со мной всякий… что хочет, то и творит. Сначала в одну шкуру загнали, потом в другую. Из одной вытащили, в другой забыли. Потом кто-то вашу или свою ошибку исправил.

Господин же Шульгин по-прежнему пребывает в «Пэссив войс»[26].

— Ну-ну, только не надо изображать из себя невинную школьницу, жертву обстоятельств и «плохих парней». От святого духа только святая Мария беременела, а самая воспитанная девочка к своей неприятности тоже кое-какие усилия прикладывает.

— Фу, леди Спенсер, это, как у вас на Альбионе говорят, — «гаф»[27]. Мало того, что не стоит на меня свои дамские комплексы и сравнения проецировать, но и войну с вами не я начинал. К войне же следует относиться рационально, если уж начать, то надо ее стремительно выиграть или так же стремительно проиграть, после чего переходить к очередным задачам текущего момента. Иначе она превращается в утомительную и бессмысленную мясорубку.

— Это не Клаузевиц, — тонко заметила Сильвия.

— Именно. Это я сам придумал только что. Кстати, не позволите ли пригласить вас на танец? — спросил Сашка, услышав, что очередная мелодия закончилась. Он решил дать ей некоторое время подумать, а самому воспользоваться моментом и посоприкасаться с ней поближе. Благо исполнялись исключительно медленные танго и блюзы.

Несмотря ни на что, в чисто физическом смысле леди Спенсер продолжала его возбуждать. До Анны далеко и неизвестно, когда они встретятся. Провести же ночь с бывшей любовницей без всяких далеко идущих целей в его понимании изменой не являлось. Иначе придется считать таковой слишком многое. Хотя бы доставляющие ему и сейчас истинное удовольствие воспоминания о том, как у Шестакова, а строго говоря, все же у него, это происходило с Зоей, едва ли не самой сексапильной актрисой довоенного СССР.