— и влетела головой в острие зазубренного ножа.

ГЛАВА 24

ВНИМАНИЕ: НАРУШЕНИЕ

ВНИМАНИЕ: НАРУШЕНИЕ

Я смотрела на эти ярко-красные буквы, мелькающие на моей лицевой панели. Я увидела, как передо мной упал нож, который держал в руках рычащий Медноголовый. Я почувствовала удар, когда зазубренный наконечник проткнул макушку моего шлема; оглушительный треск пластика, когда он раскололся, до сих пор звенел в моих ушах.

Этот Медноголовый, должно быть, выпрыгнул из окна и повис вниз головой, чтобы увидеть меня. Теперь я слышала, когда отключилась сигнализация внутри моего шлема, только его маниакальный смех.

— Я застрял в одной из них! Проткнул голову!

Мой нос и уши болезненно потянули назад, когда Медноголовый вытащил свой нож, срывая мой шлем. Ветер и песок обрушились на мое лицо. Я пригнулась и прикрыла голову сгибом руки. Мои пальцы тряслись у скальпа, нащупывая колотую рану или даже болезненный участок кожи. Я помнила, что Анна говорила об отравленном оружии Медноголовых, и знала, что даже один небольшой порез мог меня убить.

Я ничего не ощутила. Но прежде чем я успела вздохнуть с облегчением, я услышала, как Медноголовые закричали ​​из машины надо мной:

— Это не голова!

— Где, черт возьми, все остальное?

— Ха! Ты промазал!

— Черт возьми, да!

Медноголовый снова свесился. Я полностью увидела его обветренное лицо: у него были дикие глаза, а зубы казались неестественно острыми в слое черной слизи. Вены вздулись на его тонкой руке, когда он направил ко мне нож.

— Иди сюда, ты, маленький кусок де…

Солнечный свет вспыхнул белым и ослепил наши глаза. Медноголовый завопил и ударил себя ладонью по лицу. Я закрыла глаза и сжала ближайший кусок перил. Я приковала себя, готовясь к силе уклонения Воробья. Но ничто не могло подготовить меня к резкому рывку фургона.

Она повернула его полукругом, быстрее, чем такое тяжелое транспортное средство должно было вращаться. Машина отлетела и врезалась кабиной в край туннеля. Последнее, что я увидела в Медноголовом, — это выражение его лица, когда машина полетела, а край перил оторвал ему нижнюю челюсть.

Кровь залила мое лицо горячей красной струей. Страх был единственным, что держало меня у перил: мои руки обвивали металл с нечеловеческой силой и оставались прижатыми, даже когда моя нижняя часть тела раскачивалась в открытом пространстве.

Воробей не останавливалась достаточно долго, чтобы я смогла подняться. Она вырвалась из туннеля со скоростью, которая настраивала против меня всю силу земли. Я ни черта не видела — я чувствовала, как мои ноги брыкались на открытом воздухе, пытаясь создать достаточный импульс, чтобы подняться на крышу фургона. Но ветер был слишком сильным.

Мои руки немели. Потом стали трястись. Я знала, что у меня была лишь пара шансов зацепиться за крышу, прежде чем иссякнут силы. И если я упаду с такой высоты, на такой скорости, с меня заживо сдерут кожу. Я снова подняла ноги в последнем приступе отчаяния — и ощутила, как кто-то схватил меня за лодыжки.

— Ах! — на полсекунды мне показалось, что это мог быть еще один Медноголовый. Я пяткой вслепую ударила его по лицу.

— Перестань, перестань пытаться меня пнуть, чудачка!

Я перестала вертеться и повернула голову.

— Анна?

Она выскочила из люка, вся ее верхняя часть тела вытянулась, чтобы дотянуться до меня. Ее кудри летели по ветру. Красная бандана закрывала нижнюю половину ее лица, но я видела, как между ее нахмуренными бровями появлялись морщинки, пока она изо всех сил пыталась удержать меня.

— Отпусти! — кричала она.

— Что? Нет!

— Я не могу втянуть тебя, если ты держишься!

Она была права. И хотя каждая кость в моем теле искренне противилась этому, я отпустила перила.

Моя грудь ударилась о крышу фургона, когда Анна грубо потащила меня назад. Она была слишком груба. Она тянула слишком быстро. Мне удалось вскинуть руки вовремя, чтобы не удариться подбородком о край люка. Секунду спустя я рухнула животом, весь воздух вылетел из меня. По крайней мере, я упала на Анну, а не на твердый пол фургона.

Мы лежали на полу в переплетении конечностей. Наши легкие задевали друг друга, пока мы обе изо всех сил пытались отдышаться. Я видела только золотисто-карие глаза Анны, и они смотрели на меня со смесью разочарования и тревоги.

— Ой, — прошипела я через мгновение.

— Ага, — согласилась она, быстро кивая. — Черт возьми, это больно.

— Шарли? — крикнула Воробей спереди.

— Я в порядке, — ответила я. Я сползла с Анны и схватила ее за запястья, помогая ей присесть. — На секунду мне стало страшно, но я в порядке…

— У нас проблема, — коротко сказала Воробей.

Я была готова пробиваться вперед, но фургон уже не подпрыгивал, как раньше. Мы тормозили почему-то. Когда я забралась на пассажирское сиденье, Воробей указала на сообщение, мигающее посреди экрана приборной панели:

Низкий заряд

— Что это значит? — буркнула я.

— Это значит, что в фургоне закончился заряд…

— Я знаю, что это значит! Я имела в виду, почему у нас нет заряда? Солнце встало!

Воробей некоторое время молчала. Я не могла понять, о чем она думала под своей красной лицевой пластиной. Наконец, она сказала:

— Где твой шлем?

— Забудь о моем проклятом шлеме! Что происходит с фургоном?

— Думаю, пушка на крыше использовала гораздо больше заряда, чем ожидалось. И мы ехали очень быстро — кристалл слишком сильно разряжается, Шарли, — фыркнула Воробей, в ее голосе слышалось раздражение. — Мы перестарались. Точно так же, как ты поступила с Фрэнком.

— Эй, это не моя вина…

— Почему мы тормозим? — выдохнула Анна мне в ухо. Она застряла между нашими сиденьями, ее пистолет был направлен в заднее стекло фургона. — Эта штука все еще позади нас!

Я посмотрела туда, куда она указывала, и впервые увидела то, что преследовало нас.

Вероятно, когда-то это был мусоровоз. Но Медноголовые приварили к его бокам и спереди пластину из огромных шипов. Передний набор шипов выступал примерно на пять ярдов за конец его решетки — более чем достаточно длины и веса, чтобы уничтожить практически любое другое транспортное средство, с которым он столкнется.

В том числе и наш фургон.

— Нельзя тормозить! Нужно продолжать двигаться! — сказала Анна.

Воробей тяжело вздохнула.

— Я двигаюсь. И дело не в том, что я намеренно замедляюсь: у фургона низкий заряд.

— Что, черт возьми, это значит?

— Замолчите! — перебила я их. Я наклонилась, чтобы посмотреть в пыльное ветровое стекло. Мои глаза сканировали каждый дюйм бесплодного ландшафта в поисках чего-нибудь,