— Он и по сей день находится на Кипре, — говорил Ираклий, продолжая поражать слушателей своей осведомленностью. — Больше того: Ричард приостановил движение своего флота к берегам Леванта, ибо вознамерился завоевать Кипр.

Гвидо невольно воскликнул:

— Пресвятая Дева! Зачем ему это именно сейчас, когда он так необходим здесь, под Акрой?

Ему ответил де Шампер:

— Ричард действует разумно. Кипр лежит в полусотне миль от берегов Святой земли, и до тех пор, пока там хозяйничает союзник султана Исаак Комнин, он будет грабить и топить спешащие к нам суда с продовольствием, оружием и подкреплениями. А имея под рукой такую житницу, как богатый и плодородный Кипр, крестоносное воинство навсегда забудет об угрозе голода.

— Ты совершенно прав, Уильям, — с бледной улыбкой кивнул патриарх. — Но времени остается совсем мало. И не только потому, что Саладин уже обратился к своим эмирам и со дня на день ожидает подкреплений. И не потому, что Филипп Французский — не лучший из предводителей крестоносного воинства. Нам нужен Ричард, чтобы предотвратить раскол в стане христиан. Саладин знал, что делал, отпуская тебя на волю, Гвидо, — вздохнул его святейшество. — Ему сообщили, что Конрад Монферратский намерен завладеть короной Иерусалима. А с твоим появлением… Словом, если ты немедленно не добьешься поддержки со стороны Ричарда Английского, Филипп и его сторонники…

Он покосился на лекаря, который подал ему крепко пахнущий мятой настой, сделал небольшой глоток, и жестом отпустил врача. После того как тот скрылся, патриарх продолжал, обращаясь к Гвидо:

— Известно ли тебе, мой мальчик, что во время сегодняшней кровавой сумятицы Конрад и чета Ибелинов вместе с Изабеллой отбыли морским путем в Тир? В самое ближайшее время наследницу Иерусалимского трона обвенчают с маркизом Монферратским.

— Значит, Конрад не участвовал в сражении? — судя по голосу, до сих пор молчавший Амори был в полной растерянности.

— Конрад делает только то, что считает полезным для себя. Все остальное для него не имеет значения, — сухо произнес Шампер.

— Но мои законные права! — гневно воскликнул Гвидо.

Патриарх Ираклий, кряхтя, приподнялся в подушках.

— Что бы ты предпочел, мой король? Чтобы одна часть войска стояла за тебя, законного государя, а вторая — за супруга Изабеллы Конрада? Рано или поздно это произойдет, войско разделится, и начнется бессмысленная резня за престол несуществующего королевства. А Саладин не преминет воспользоваться этой междоусобицей, чтобы разбить разрозненные и враждующие силы христиан.

— Я… — Гвидо судорожно вздохнул. — Если положение именно таково, я готов отречься от власти ради торжества нашего святого дела!

При этих словах де Шампер быстро взглянул на него: в этом взгляде Гвидо прочел уважение. И все же ему пришлось прикусить губу — короля Иерусалимского в эту минуту раздирали настолько противоречивые чувства, что он опасался разрыдаться.

— Я ожидал этого, — снова кивнул Ираклий. — Хочу напомнить, что, согласно воле короля Бодуэна Прокаженного, после его смерти престол Иерусалима должен перейти к одной из его сестер — Сибилле или Изабелле, и, соответственно, к ее мужу. Но выбор, кому достанется трон, надлежит сделать королям Англии, Франции, императору Фридриху I и Папе Римскому. Фридрих погиб — да пребудет с ним милосердие Господне! — а новый глава Святого престола явно благоволит Филиппу. Однако ни Целестин, ни Филипп Французский не смогут противостоять могучей воле Ричарда Львиное Сердце. Поэтому мой вам совет — спешите на Кипр, не теряя ни часа! Разыщите короля Англии, где бы он ни был, и в деталях опишите ему сложившееся положение. Скажите, что Конрад и Филипп попирают закон и используют свое влияние в корыстных целях. А уж какой из Филиппа полководец, вы сегодня имели возможность убедиться… Ему не одолеть султана Саладина. Ни ему, ни маркизу Конраду. На это способен только Ричард Львиное Сердце — да хранит его Всемогущий Господь!

— Мы с королем Иерусалимским отправляемся немедленно, ваше святейшество, — произнес де Шампер и тотчас покинул шатер.

За ним последовал Амори.

Задержался лишь Гвидо. Опустившись на колени у кресла, в котором покоился больной, он поцеловал его влажную холодную руку.

Любой из спутников рыцаря-госпитальера Мартина д'Анэ сейчас не узнал бы его: развалившийся в кресле, надменно ухмыляющийся, напыщенный, он взирал на коменданта генуэзской крепости в Олимпосе Чезаре да Гузиано так, как мог бы глядеть на него Обри де Ринель — снисходительно и высокомерно, словно оказывая милость одним своим присутствием. Еще у ассасинов Мартина научили простому приему: хочешь не походить на самого себя — вспомни другого и постарайся стать в точности как он. В эту минуту он и представлял себя супругом Джоанны.

— Я не приемлю такого ответа, сеньор Чезаре, — надменно произнес рыцарь по-итальянски. — Вы и сами должны понимать, что столь высокородная дама, как моя спутница, — тут Мартин внушительно воздел перст к небесам, — кузина короля Англии и сестра маршала тамплиеров! — не может отплыть в Святую землю на какой-то ветхой лохани. Поэтому я требую — слышите, требую! — чтобы ей была предоставлена для поездки вверенная вам большая галея.[98]

Комендант смотрел на гостя поверх чаши с вином, и его худощавое, покрытое темной щетиной лицо мало-помалу каменело.

— Сеньор рыцарь, я понимаю, что вы заботитесь о своей… хм… спутнице. Но галея ныне курсирует вдоль побережья, охраняя прибрежные поселения от пиратов. Император дозволил нам, генуэзцам, обосноваться в Олимпосе на Ликийском побережье с условием, что мы будем оберегать эти берега от набегов с моря. И мы это условие исполняем неукоснительно. Помимо того — и да простит меня святой Бернар! — при всем моем уважении к ордену Храма, я не обязан доставлять родственниц маршала де Шампера туда, куда им вздумается, и уж тем более в обществе их верных рыцарей.

«Великолепно! Он хорошо осведомлен о наших отношениях с Джоанной!» — порадовался про себя Мартин.

— Но сеньор Чезаре! Как же иначе я смогу доставить в Святую землю эту благородную даму, совершающую паломничество с благой целью?

Позади Мартина хмыкнул капеллан крепости — отец Паоло.

— Паломничество? — язвительно произнес он. — На землю, где проповедовал сам Спаситель мира, стремятся те, кто желает избавиться от греха. Но дама, которую вы сопровождаете, похоже, не кается, а упивается грехом. И вы, орденский брат, не хуже меня должны сознавать это и не потворствовать прихотям сеньоры. Даже если они вам по нраву.

Мартин представил, как бы вел себя в таких обстоятельствах Обри. Он побагровел, хватил кулаком по столу и в самых энергичных выражениях заверил обоих, что дама Джоанна де Ринель — воплощенные благочестие и скромность, а сам он строго исполняет принесенные им обеты.