– И что потом?

– А потом я вернулся в деревню и убил всех остальных.

Она чуть качнула головой.

– Кого остальных?

– Всю деревню. Каждого ублюдка, кого смог найти, кто был взрослым в день ее гибели. Инфокрыса в Миллспорте подняла для меня файлы по населению, имена и лица. Всех, кто даже пальцем не пошевелил, чтобы ей помочь. Я взял список, вернулся и вырезал их всех, – я посмотрел на свои руки. – И парочку тех, кто встал на пути.

Она смотрела на меня так, словно не узнавала. Я раздраженно отмахнулся.

– Ох, хватит, Вирджиния. Мы оба делали вещи похуже на стольких планетах, что я уже и не вспомню.

– У тебя же память чрезвычайного посланника, – ответила она онемело.

Я снова отмахнулся.

– Фигура речи. На семнадцати планетах и пяти лунах. И то поселение на Разбросе Невского. И…

– Ты забрал их стеки?

– У Йозефа и священников – да.

– Ты их уничтожил?

– С чего бы? Именно этого они и хотят. Ничто после смерти. Не возвращаться, – я помялся. Но теперь уже казалось бессмысленным останавливаться. И если я не смогу довериться Видауре, то не смогу довериться никому. Я прочистил горло и ткнул большим пальцем на север. – Там, на Болотном Просторе, у меня есть друг из гайдуков. Среди прочих бизнес-предприятий он разводит болотных пантер для бойцовских ям. Иногда, если они хороши, он оснащает их стеками памяти. Чтобы загружать покалеченных победителей в свежие оболочки и повышать шансы.

– Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь.

– Ага. За плату он берет стеки, которые я приношу, и загружает их владельцев в пантер, которые теряют хватку. Мы даем им время пообвыкнуться, а потом пускаем в дешевые ямы и смотрим, что будет. Этот друг неплохо зарабатывает на матчах, где известно, что в пантер загружены люди; оказывается, в бойцовских кругах сложилась целая извращенная субкультура, – я наклонил кофейную банку, изучая остатки на дне. – Думаю, они уже все посходили с ума. Вряд ли весело, когда тебя заключают во что-то настолько чужеродное, не говоря уже о сражении зубами и когтями не на жизнь, а на смерть в грязной яме. Сомневаюсь, что в человеческом разуме остается сознание.

Видаура опустила взгляд на колени.

– Так ты себе говоришь?

– Нет, просто теория, – я пожал плечами. – Может, я и ошибаюсь. Может, сознание остается. Может, его остается предостаточно. Может, в самые ясные моменты они думают, что попали в ад. Меня устраивает и так, и так.

– И как ты это финансируешь? – прошептала она. Я отыскал где-то в себе зубастую улыбку и натянул ее.

– Ну, вопреки общему мнению, отчасти то, что случилось на Санкции IV, кончилось для меня неплохо. На отсутствие денег не жалуюсь.

Она подняла взгляд, лицо изменилось куда-то в сторону гнева.

– Ты заработал на Санкции IV?

– Вполне заслуженно, – сказал я тихо.

Ее лицо несколько разгладилось, когда она подавила гнев. Но голос все равно звенел.

– И этих денег хватит?

– На что?

– Ну, – она нахмурилась. – Чтобы закончить вендетту. Ты охотишься на священников из деревни, но…

– Нет, это было еще в прошлом году. Много времени это не заняло, их там было немного. На данный момент я охочусь на тех, кто состоял в Духовенстве Магистров, когда ее убили. Это уже надолго; их много, они в старших санах. С лучшей защитой.

– Но ты не планируешь останавливаться на них?

Я покачал головой.

– Я вообще не планирую останавливаться, Вирджиния. Они же не могут мне ее вернуть? Так зачем мне останавливаться?

Не знаю, что из этого Вирджиния передала остальным, когда мы вернулись в ускоренную виртуальность. Я оставался в картографическом конструкте, пока остальные удалились на уровень отеля, который я почему-то все время представлял наверху. Не знаю, что она им передала, мне было плевать. В основном я чувствовал облегчение, что посвятил в историю кого-то еще.

Что я не один.

Конечно, люди вроде Исы и Плекса знали обрывки, Радул Шегешвар – побольше. Но для всех остальных Новое откровение замяло то, что я делаю, с самого начала. Им не хотелось уронить лицо или напроситься на вмешательство сил неверных, вроде Первых Семей. Смерти списывали на несчастные случаи, неудачные ограбления монастырей. Тем временем, по словам Исы, от имени Духовенства на меня открыли частные контракты. У священников было боевое крыло, но они, очевидно, не очень в него верили, потому что посчитали уместным нанять горстку миллспортских тайных убийц. Однажды ночью в заштатном городишке на Шафрановом архипелаге я позволил одному подобраться поближе, чтобы испытать, что за калибр у их подмоги. Не впечатлился.

Я не знаю, что Вирджиния Видаура передала своим коллегам-серферам, но само появление священника на мысе Кем недвусмысленно говорило, что после налета на Утесы Рилы мы не можем залечь на Полосе. Если меня смогло отследить Новое откровение, то смогут и другие, более компетентные силы.

Обитель Пляжа Вчиры разоблачена.

Мари Адо озвучила, наверное, общее мнение.

– Ты все запорол, притащил в порт личное крабье говно. Ты и разруливай.

Так я и сделал.

Одно из самых прикладных умений чрезвычайных посланников – работать с подручными инструментами. Я оглядел ближайшее окружение, выделил то, на что мог повлиять, и тут же все понял. Личная херня наделала бед; личная херня и вытащит нас из болота, не говоря уже о решении моих личных проблем в качестве побочного эффекта. Ирония улыбнулась мне во весь рот.

Не все оценили юмор. Например, Адо.

– Довериться гребаным гайдукам? – за словами слышалась чистопородная миллспортская издевка. – Нет уж, спасибо.

Сиерра Трес приподняла бровь.

– Мы обращались к ним и раньше, Мари.

– Нет, это ты к ним обращалась. Я от этой погани держусь подальше. А кроме того, этого ты даже не знаешь.

– Я слышала о нем. Я имела дело с теми, кто имел дело с ним, и, судя по всему, он человек слова. Но я могу проверить. Говоришь, он тебе должен, Ковач?

– И весьма.

Она пожала плечами.

– Значит, этого будет достаточно.

– Да твою мать, Сиерра. Нельзя же…

– Шегешвар надежен, – перебил я. – Он серьезно относится к долгам, как своим, так и чужим. Нужны только деньги. Если у вас есть.

Кой бросил взгляд на Бразилию, тот кивнул.

– Да, – сказал он. – Достать легко.

– О, ну тогда, блин, с днем рождения, Ковач!

Вирджиния Видаура пришпилила Адо взглядом.