Шинкарев посмотрел на часы. «Пока идем по графику. А в чем самая гнусность-то? В том, что после этих ребят моих следов уж точно не найдут».

За убийство полицейского в этой стране — двадцать ударов бамбуковой палкой, вымоченной в соленой воде. Первый удар рассекает спину до костей. После восьмого удара ноги и таз парализует на всю жизнь. Пятнадцать ударов — смерть.

«Ладно, некогда рассиживаться». Хрустнув суставами, он поднялся и, разминая затекшие мышцы, пошлепал дальше. На дорогу не выходил, шел по лесу и время от времени сверялся со схемой.

Впереди раздались новые звуки. Присев за деревом, Андрей некоторое время прислушивался, затем снова пошел вперед. На этот раз звуки были другими, никакой опасности в них — просто шум движения по большой дороге. Хотя необычного движения: не было характерного нарастания-убывания гула машин, которые идут на высокой скорости. Звук двигателей был слитным, но неровным, как будто моторы работали на низких передачах.

Ближе к шоссе ситуация прояснилась. В направлении столицы медленно двигался поток машин, набитых людьми и увязанными в большие тюки вещами. Среди машин виднелись трактора и буйволы, которые тянули двухколесные деревенские повозки; все свободное пространство занимали пешеходы: мужчины несли на плечах прямые коромысла с двумя круглыми корзинами, у женщин на спине — такие же корзины. В толпе много детей — полусонных, перепуганных войной. Впереди мелькали зеленые спины туземных солдат, приклады и стволы автоматов.

«Беженцы. Плохо. Со скоростью буйвола мне точно не поспеть».

Дождевые облака растянуло, с голубого неба крепко припекало солнце, одежда покоробилась, зашуршала высохшей грязью. Из своего мешка Андрей соорудил что-то вроде соломенной шляпы, вырезал себе новую палку. Люди искоса поглядывали на него, но этим все и ограничивалось. К солдатам он старался не приближаться.

Сзади и сверху накатил звук мотора. Шинкарев оглянулся — шла французская «Газель» — длинный и узкий темно-зеленый санитарный вертолет. На боках виднелись большие белые квадраты с красным крестом. Машина прошла над колонной, развернулась и полетела в обратном направлении, заходя со стороны солнца. Дверца кабины была открыта, на посадочный полоз опирался бородатый человек в военной форме. Он вытащил из кабины ручной пулемет и стал стрелять по колонне длинными очередями.

Движение на дороге сбилось: люди бросились в лес; автомобили пытались развернуться, сталкиваясь друг с другом; мычанье раненых буйволов смешивалось с криками людей и треском выстрелов. Внезапно одна из машин взорвалась чадным бензиновым пламенем, сразу окутавшись дымом. Крики стали громче, паника усилилась.

У Шинкарева мелькнула неожиданная идея — он вспомнил разговор с Элизабет и решил кое-что проверить. «Черт, нужен сотовый!» Он осмотрелся — недалеко от него водитель машины что-то кричал в трубку. Рядом сидела женщина; на заднем сиденье, среди узлов, пригнулись двое детей. Перепрыгнув через капот ближайшего пикапа, Андрей торцом своей палки с ходу вышиб боковое стекло. Женщина взвизгнула, водитель открыл рот, но Шинкарев уже вырвал у него «мобилу». Единственный подходящий номер, который он помнил — своей питерской конторы. Трубку подняла секретарша.

— Альфа-пять! — рявкнул Андрей. Это был код, означавший, что нужно, не задавая ни одного вопроса, записать сообщение на магнитофон и передать по указанному адресу.

— Их бин репортьёр немецкий газета «Ди Вьелт» в зона боевых действий, — начал он на ломаном русском. — Не имейт контакт с редакций. Передайт мой репортаж в руссишен телевизио унд «Би-Би-Си». Дан-ке...

После этого «герр репортер» перешел на упрощенный английский с твердым «р», как говорят «дойчи». Но сначала поднял телефон над головой, давая возможность записать звуки выстрелов, гул вертолетного мотора, крики людей. Азиаты орали вполне убедительно, имитировать такое в студии вряд ли было возможно.

— Я нахожусь на шоссе, ведущем с гор в сторону столицы. Вы слышите, как русские наемники с вертолетов расстреливают колонну беженцев, уходящих от погрома, устроенного китайскими антипартизанскими силами...

«Пусть теперь разбираются! А еще лучше, если наших начнут здесь искать».

Во время его репортажа «Газель» пошла на новый заход, еще больше снижаясь. Теперь человек целился из гранатомета, наведя его на группу солдат. Их автоматы были направлены в небо, трещали очереди, пока зеленые спины не расшвыряло взрывом. Но и человек на вертолете завалился вперед и полетел к земле, широко раскинув руки. «Газель» резко набрала высоту и скорость, скрываясь за лесом. Колонна замерла на месте, люди, как муравьи в разворошенном муравейнике, сновали между сгрудившимся транспортом. Уцелевшие солдаты пытались развести затор; наконец все медленно двинулись вперед.

Андрей, выключив телефон, попробовал идти быстрее, протискиваясь между машинами. Но получалось плохо, да и усталость сказывалась. Из мешка, свешивающегося с повозки, ему посчастливилось вытащить лепешку; с земли подобрал несколько луковиц, рассыпанных кем-то при бегстве. Но шел он медленно, черт дери, медленно! И что делать, он не представлял.

«А ведь это еще не все удовольствия. Где-то впереди наверняка чекпойнт, проверка. Где меня и заметут в лучшем виде».

Справа от дороги открылся обрыв, внизу бурлила мутная речка, вздувшаяся от дождей. Слева поднимался крутой склон, заросший лесом. Внезапно со склона в нескольких местах загремели автоматные очереди, ударили подствольники, в толпе взлетели невысокие столбы серо-черного дыма. Пули били по асфальту, по металлу машин, со звоном лопались стекла.

На склоне показались люди в хаки, идущие цепью; перед грудью у каждого плясало автоматное пламя. Шинкарев низко согнулся, спрятался за перевернутую повозку. Внезапно повозка дернула вперед, черная туша раненого буйвола грузно вскинулась и рухнула под обрыв. Туда же свалился пикап, полный людей; следом полетели еще тела. Андрей бросился в лес, упал в какую-то яму и, как мог, замаскировался. Из укрытия была хорошо видна дорога: напавшие добивали солдат, забирали их оружие, обыскивали людей и машины.

Внезапно один из повстанцев схватил молодую женщину, одетую в длинное темное платье и соломенную шляпу, пинком отбросил визжащего ребенка и поволок ее в лес, прямо в направлении Андрея. Тот отполз еще глубже в заросли. Двое оказались совсем близко от него, мужчина швырнул женщину на землю, сразу задрав ей платье и широко разведя голые ноги. Та лишь тихонько выла, боясь оказать сопротивление. «Прирезать его? А хватятся кореша, тогда что? Жалко бабу, но, ничего не поделаешь — пусть расслабится и получает удовольствие. Хотя какое тут удовольствие...»

Послышался треск кустов, насильник обернулся, зарычал, схватившись за автомат, но тут же повалился на бок с топором в груди, который с размаху всадил какой-то старик, подкравшийся сзади.

«А вот теперь — рвать когти! И живо!»

Андрей кинулся в лес, описал дугу, снова выскочил на асфальт, который пересек броском. На другой, обрывистой стороне шоссе он заметил овражек, густо заросший кустами. До цели добрался траверсом, по обрыву, вбивая носки туфель в мягкую землю, хватаясь руками за камни и пучки жесткой травы. Потом начал спускаться по самому дну овражка. Одежда рвалась о колючие кусты, руки расцарапались до крови, но при этом Андрея было почти невозможно заметить. Иногда склоны становились отвесными, приходилось повисать на руках, держась за выступы мягкого слоистого камня и искривленные стволы кустов.