В Палестине черноволосые мальчишки вскидывали пальцы буквой V, размахивая зелено-бело-красно-черными флагами.

«Хорошие были дома. Главное, высокие», — подумал Шинкарев. «Взирая на высоких людей и высокие предметы, придерживай картуз свой под козырек», — как всегда кстати вспомнился Прутков, возвратив сознанию необходимый скепсис.

— Теперь весь мир изменится? Вы верите в это? — спросил Андрей, вслушавшись в лихорадочную речь комментатора.

— Что у козлов может измениться? — спросил секьюрити-менеджер Лазаренко.

— Это точно, — откликнулся Геннадий Сергеевич. — Ну что, еще по одной?

В финском кафе Патриция с застывшим, заплаканным лицом смотрела на экран. Серые горы обломков загромождали улицу. Над ними поднимались мертвые запыленные стены. Черные провалы окон ощерились, словно гнилыми зубами, осколками запыленного стекла. Промчалась «скорая», оставив за собой пыльный шлейф. Как неприкаянные, бродили секретные агенты, — на них были форменные темно-синие куртки, на спине крупные желтые буквы: FBI.

— Ну что? — Чен осторожно тронул Крысу за руку. — Пойдем, а? Тебе не нужно волноваться.

— Да, пошли. И все, ни слова об этом!

* * *

— Ты ведь не бросишь Учение? — спросил китаец уже в машине, когда они выехали на шоссе. — Не бросай!

— Наверное, сделаю перерыв.

— Понятно. Если родится девчонка, как назовешь?

— Марией.

— А если парень?

— Не решила еще. Но мне кажется, будет девочка.

— Надо же... Ты и Эндрю... и дочка. Нет, хорошо, — улыбнулся Чен Сяован, парторг китайской триады, раз в месяц приводящей в исполнение смертные приговоры. — А игрушки-то для нее есть?

— Есть. Одна.

Крыса достала бумажник, вынула глянцевое фото. Южный приморский городок был снят с небольшой террасы. Сухие скалы обрывались невысоким откосом, под которым плескались прозрачные волны Средиземного моря. Выше скал одна за другой поднимались белые стены, ступенями врезаясь в густо-синее небо. Высоко, выше всех прочих строений парила легкая православная колоколенка.

А на самой террасе, вымощенной неровными каменными плитами, затененной диким виноградом, стояла старая, поцарапанная и обожженная игрушка — черно-золотая карусельная лошадка.

КОНЕЦ