Встать он мне не позволил, вовремя поймав на попытке, сгреб в охапку и понес на палубу. У борта и на вантах собралась едва ли не вся команда. Молча смотрели вниз, на воду.

Ждали развязки, не в силах теперь праздновать собственное спасение. Им, совсем не склонным к сентиментальности, было до слез жаль косатку, спасшую “Песнь ветра”. Не только из-за почти осиротевшего плачущего детеныша или жестокой боли в её сожженной спине. Могучая хищница боролась не за свою жизнь, а за наши. Она помогала людям и теперь сама была в праве ждать ответной услуги, за которой и приплыла из последних сил. Вот только сделать ничего нельзя, если не считать помощью нацеленный гарпун, последнее милосердие, оказать которое ни у кого не поднялась рука.

Она лежала на боку, глянец спины вздыбился ноздреватой коркой, спускающейся сплошным панцирем от губы, через сожженные слепые глаза, ниже спинного плавника. Лежала и жалобно охала, а рядом суетился её довольно крупный детеныш, ничем не способный помочь, но довольно опасный в своей панике. Моряки отвлекали его, приманивая рыбой.

Больную снавь бережно усадили в шлюпку.

Заскрипели в напряженной тишине тали, и вот уже борт стал расти, заслоняя половину океана. Ну и пусть, я смотрела не туда. Штиль усердно шлифовал волны, уже доведя их до состояния мелкой ровной ряби. Вытолкнувшая меня к поверхности косатка почти не шевелилась. Она попала в тот же студень, которым благодаря ей не надышалась я, получив лишь порцию сильно разбавленной водой жижи, не разрушившей даже горло. К тому же у подобных мне достаточно жизненных сил и возможностей противостоять обжигающей злобе окаянных. А в ней было только желание до конца поддержать и спасти Говорящую с миром, попросившую о помощи. Такой вот, выходит, ценой.

Лечить оказалось не только просто, но и удивительно приятно.

Под пальцами короста легко сползала, из шлюпки плескали водой на черную шкуру и кричали наверх о наших успехах. С борта радостно орали в ответ, сперва хвалили, потом обнаглели и уже скоро сыпали “умными” советами.

Детеныш, уловив новый спокойный тон свиста матери, прекратил метаться и целенаправленно канючил рыбу, с разгону вырываясь из воды целиком, словно хотел заглянуть на палубу.

Наконец пациентка перевалилась на очищенный здоровый бок, затем заняла нормальное положение, ехидно скаля повеселевшую морду и заинтересованно оглядывая нас вновь прозревшими глазами. Защелкала, совестя обнаглевшего отпрыска. Фыркнула и сделала пробный круг. Нырнула, разогналась, выпрыгнула, обдав брызгами верхнюю палубу и демонстрируя свои три с лишним сажени от носа до хвоста, и все – без единой царапины и болячки. Обрушилась в воду боком, на прощание едва не потопив шлюпку, и понеслась вдаль. Ей вслед кричали, наверное, все. А потом, без перехода, начали праздновать.

Тут я поняла, как кстати пришлось мое жалкое состояние – кое-как обошлось без подкидывания в воздух и звонкого хлопанья по спине. Кэп принял мокрую пассажирку на руки и отнес в знакомую каюту, где уже ждал стол. На сей раз – для расширенного состава, включающего офицеров барка.

Только к вечеру мы остались втроем. И вернулись к скользкой теме моего отмененного повешения.

– Быстро ты оклемалась, детка, – довольно кивнул Краз, оглядев посвежевшее лицо и почти выпрямленную спину. – На свою беду.

– Точно, – весело кивнул Дамир. – И теперь не уйдешь от ответа, хоть ты и снавь. Приятно произносить это слово в старом звучании. И… я про девять десятых правды, помнишь? Ну хотя бы восемь.

– Больше, чем знает князь? – притворно ужаснулась я.

– Почему бы нет?

– А совесть?

– Где? – он поискал вокруг, даже перевернул тарелку. – Ладно. Расскажи хоть про Артена. И про то, куда делись пять десятков храмовников.

– Ладно, – передразнила я. – Расскажу хоть про Артена. Князь Риннарх выжил, понял, что на сына тоже заготовлена ловушка и отослал княжичу … известие. В долине возле бухты Артена поджидали пять десятков храмовников, но непосредственно на берег ловцы вышли малым числом. И не справились. Скажем так, их порешил экипаж галеры, именуемой Акула.

– Силье Бэнро тоже в деле? – хмыкнул кэп. – Вряд ли ты знаешь, детка: Кормчий больше всего злится на простенькую шутку. Мол, однажды островами станет управлять дочь – и это при трех взрослых сыновьях… которые её дружно опасаются.

– Галеру из порта Индуза свели Артен и её младший брат, за что потом драили палубу целый день. В этом деле их наставляла как раз Силье. Она, кстати, тоже снавь. Ну хватит уже, пора мне выставлять условия!

Я попросила высадить наш чересчур приметный конный отряд на пустынном берегу, никем не посещаемом из-за козней морской собаки, «одичавшей» по милости Адепта. Травки для жены наместника были подобраны, как и подробные указания по их приготовлению и применению. Хотя, уверена, больше ей помогут новости, если и не слишком хорошие, то обнадеживающие.

Вмешиваться в память моряков не пришлось, с этим прекрасно справился непререкаемый кэп. Он торжественно построил экипаж и огласил полную оценку похода в Гирт. Приняли молча, с удивлением, разошлись думать и быстро поняли, что к чему.

Уже к ночи все твердили с самым искренним видом, что мне и моей буланой кобылке повезло попасть в самый спокойный рейс барка. Ни шторма, ни Твари, ни даже маленького дождя. Дамир довольно кивал, слушая через открытый иллюминатор болтовню боцмана, твердившего самому тупому юнге, что меня успешно ссадили в порту Римаса, а к опасному берегу не приближались, как можно на такое решиться! Да и не дуют тут ветры с запада в это время года, а раз так, как бы мы успели до темноты подойти к во-он тому мысу?

От себя управитель обещал упрочить забывчивость, немедленно отослав “Песнь ветра” с грузом вина для уважаемой госпожи Бэнро в саамы дальний порт северного Индуза.

Он добросердечно уложил во вьюки пару бутылок моего любимого белого. В благодарность внимательно выслушал довольно запутанные воспоминания о процессе шампанизации – у них игристое как-то не прижилось пока. Скоро появится: Дамир ушел в каюту, забыв попрощаться. Явно бросился записывать незнакомый рецепт.

Коней спустили как груз, на талях. Нас с Зимиром, седла и короб доставили на берег шлюпкой. Пока упорный малец вываживал рыжих, ворча себе под нос сердитые глупости про запал и простуду, я стояла у кромки воды. Левую руку мне бережно обработали мазями и она почти не болела. Правда, еще денек придется подержать её подвязанной к шее «косынкой». Но я снавь и выздоравливаю быстро. Так что – это мелочи.

Я стояла и думала, как же мне удалось с моими-то осторожностью и осмотрительностью бывшей жизни влипнуть в опасные приключения так основательно? Видимо, моя нынешняя бесшабашность накопилась постепенно. Словно кто-то давал задания с нарастанием сложности и риска. Спасти старосту – выручить рабов – защитить князя… А дальше – новый уровень опасности. Едва ли я смогла бы хоть что-то разумное и сознательное сделать на побережье, защищая Артена, окажись там на второй день пребывания в Карне. Да и морская собака потребовала всех моих сил и невеликого пока опыта общения с миром.