Говоря об измене Сомко, Брюховецкий в данном случае не имел на то ровно никаких положительных оснований, а лишь высказывал свое страстное желание занять место Сомко. Видимо, Брюховецкий успел настроить на враждебный тон в отношении Сомко и Ивана Серко. Так, около 20 марта 1662 года Серко с Сашком Туровцом и полковниками низового войска с Коша над Кисловкою послал письмо Сомко в ответ на какой-то его лист и просил его прекратить присылку подобных листов, которые доставили Серко много хлопот и едва не были причиной казни над ним со стороны поспольства; вместе с тем объявлял ему, что его измена и лукавство стали явны всему войску; укорял его в том, что Сомко заодно со своим кривоприсяжным сестринцем (племянником по сестре) Юрием Хмельницким облудно служит Богу и пресветлому царскому величеству; сравнивал его с Виговским, с которым он и породнился, и его духом заразился, и, подобно ему, с чертовским шляхетством лядским повсюду бегает, добывая себе на сейме и титулы и маетности; поставлял ему на вид незаконность его избрания в гетманы (не столько от войска, сколько от кривоприсяжца сестринца своего) и советовал ему, помня, какая бывает расплата с такими гетманами, как он, отказаться от своего звания; напоминает ему, как он некогда на Дону вином шинковал, а теперь людей в городах хулит и залоги на переправах расставляет для вреда и убытка государств: «Пролитие неповинной крови, в которой вы по шею бродите, даром вам не пройдет, и когда Господь даст возможность войску соединиться, то тогда откроется дума (рада) черных людей»[440].

В таком же роде писал о Сомко и Иван Брюховецкий из того же Коша над Кисловкой Мстиславскому епископу Мефодию, блюстителю Киевской митрополии, бывшему нежинскому протопопу Максиму Филимонову. Называя Сомко бунтовщиком и настоящим обманщиком, который пуще цыгана морочит людей, Брюховецкий высказывал готовность крепко держаться его царского величества, посылал похвалы по адресу князя Григория Ромодановского, просил упомянуть о нем, когда его «святыня» будет писать его царскому величеству, а в заключение сообщал об осаде крепости Кодака, но не надеялся, чтобы люди его додержали эту осаду[441].

Клевеща и взведя всякие вины на Сомко, Брюховецкий не оставлял в покое и другого претендента на гетманскую булаву, нежинского полковника Василия Золотаренко. Отправляя другое письмо к тому же епископу Мефодию, Брюховецкий распространился и о Васюте Золотаренко, который напрасно хочет «вылгать булаву у его царского величества» и, не имея разума, а также завидуя запорожской луговой саламате, хочет быть гетманом, чем он и подобные ему только губят неповинные души, пустошат землю и обманывают его царское величество. «Добро было бы, чтоб ваша святыня о том до его царского величества изволил написать и меня об этом известить, а я бы войско о том оповестил»[442].

Не довольствуясь и этим, Брюховецкий, в качестве гетмана и кошевого, очевидно, подбил и самих запорожцев написать письмо городовой черни и всему войску с тем, чтобы они не верили никаким изменникам, не слушали их напрасных «прелестных» листов и не принимали бы обещанных ими вольностей, а всего лучше соединились бы заодно с запорожцами, от чего была бы польза обеим сторонам; если же не захотят соединиться, то будет одна гибель для душ их от проклятого шляхетства лядского: «Ведайте хорошо о том, что вам, чернякам, того шляхетства не надобно, просим только ваших милостей Бога не гневить и врагов не тешить. Знайте хорошо, ваша милость, что ляхи приходят к нам не для помощи, а для пагубы; а татары для того, чтобы и остаток христиан вывести в себе, коим, дай Бог, тем же хлебом отплатить. Но и те уже, слыша лихо и пагубу свою, желают мира с нами, потому что к нам приближаются калмыки, астраханцы, башкиры, черкесы и донцы; соединившись с этими союзниками, мы, даст Бог с Его помощью, учиним такой промысел, что вынесем вон тот меч с Украины на ляхов, которым, подобно Содому и Гоморре, уже объявлена судом Божиим пагуба»[443].

Борясь с мнимым врагом царя, Якимом Сомко, запорожцы боролись и с действительным: всю весну 1662 года они простояли кошем ниже своей Сечи на ветке Кисловке, левого притока Белобородчихи, впадающей в Днепр ниже Скарбной Колотовской[444], и в половине апреля того же года отправили через Путивль в Москву 34 человека посланцев с полковником Федором Гавриловым во главе, с письмами от гетмана кошевого Ивана Брюховецкого, со взятыми в плен тремя татарскими языками и с несколькими верблюдами[445].

В Москве очень довольны были поведением запорожцев и не жалели подарков на раздачу им, посылая их как на Запорожье за военные подвиги, так и на Украину на имя епископа Мефодия для раздачи приезжавшим к нему со всех сторон из городов и из Запорожья от наказного гетмана, полковников, старшины и казаков «для великих дел»[446].

А дела эти точно были велики: шел вопрос о выборе настоящего, а не наказного гетмана Украины; явными претендентами по-прежнему были Яким Сомко и Василий Золотаренко; тайным искателем гетманской булавы был Иван Брюховецкий. 13 мая царь особой грамотой предписал воеводе и наместнику Белгорода, князю Григорию Ромодановскому, идти с русскими ратными людьми в черкасский город Переяслав и там содействовать избранию гетмана; тому же Ромодановскому приказано было пригласить в Переяслав на полковую раду епископа Мефодия, Якима Сомко, Василия Золотаренко, а кроме того, отправить нарочных посылыциков в Запороги к кошевому гетману Ивану Брюховецкому, к старшине и ко всему на Кошу войску, чтобы и они были «на ту полную раду для собранья гетманскаго»[447].

Сомко видел, какая туча надвигается против него, и стал брать со своей стороны разные меры. С одной стороны, он написал письмо к царю, доказывая в нем свою верную службу ему, с другой стороны, соглашался с проектом полтавского казака Бувайло и есаула Якима, предлагавших гетману на раде, во время ярмарки, послать их на залогу в Переволочну, дать в помощь людям, там находящимся, плоты и запретить пропуск запасов на Запорожье или же совсем сжечь челны и плоты, заготовленные у казаков по царскому указу[448].

Брюховецкий воспользовался этим обстоятельством и написал царю, что Сомко – изменник царскому величеству, потому что он приказал сжечь суда, которыми царь одарил войско низовое, и уступил татарам город Кодак[449].