Самым простым было пройти несколько кварталов до ближайшего отделения «Вестерн юнион телеграф» и на собственные деньги отправить запрос на кладбище в городе Мэрион, штат Огайо, с запросом о погребении Гардинга. Как выяснилось, президента не хоронили в земле – его прах поместили в колумбарий. Гардинга кремировали.

Гриффин послал новую телеграмму: когда кремировали Гардинга и по чьему разрешению?

При виде ответа в его памяти возникло «Стремя сатаны».

В МЭРИОН ПРИБЫЛ ПРАХ ПОКОЙНОГО ТЧК МЕСТО КРЕМАНИИ НЕИЗВЕСТНО ТЧК

На всех остановках вдоль железнодорожных путей люди стояли на коленях и, взявшись за руки, распевали гимны – никто не выносил гроб в крематорий, скажем, в Виннемуке. Гриффин просмотрел телефонный справочники выяснил, что в Сан-Франциско крематория нет. Ближайший в Окленде. На том же кладбище, где похоронена жена Картера.

В то самое время, когда Старлинг прочел расшифровку последней записи в дневнике Гардинга и убедился, что планы телевидения уничтожены, а значит, не могут быть у Картера, Гриффин позвонил на кладбище в Окленд и договорился о встрече.

Встреча, увы, так и не состоялась. Вернувшись в номер, Гриффин обнаружил прикнопленное к двери новое расписание дежурств за подписью полковника Старлинга. Расследование по Чарльзу Картеру закрыто. Президент Кулидж через сорок восемь часов отбывает в поездку на нефтяные месторождения юго-запада. Гриффину надлежит заранее прибыть в Альбукерке, чтобы получить более подробные указания.

Он несколько раз перечел бумагу, ища скрытый смысл. Всё ясно. Стоило посильнее потянуть за «Стремя сатаны», как Гриффина выбили из седла. Мысленно укладывая фанерный чемодан, он на мгновение замер, дойдя до фотографии дочери на тумбочке. Она унаследовала отцовскую – а может быть, материнскую – неприветливость, но немного смягчалась, когда он совершал что-нибудь героическое.

Надо было позвонить в Бюро и подтвердить, что приказ получен. Что еще оставалось делать? Гриффин машинально взял трубку, назвался и попросил соединить его с министерством финансов.

– Вам звонили, мистер Гриффин, – сказала гостиничная телефонистка. – Из сан-францисской публичной библиотеки. – Было слышно, что она с трудом сдерживает смех. – У вас задолженность.

– Что? Что?

Телефонистка зажала трубку рукой, но Гриффин всё равно услышал, как она сказала товаркам: «Притворяется, будто не помнит», и засмеялась.

– Книга про Шерлока Холмса, которую вы брали. «История отравленного герцога».

Гриффин промолчал. Герцог. Герцогиня.

– Что-то припоминаете?

– Кажется.

– Вы должны сегодня прийти к мисс Уайт в библиотеку.

– Хорошо.

– Вас соединить?

– Нет. Думаю, это подождет. – Он повесил трубку на держатель рядом с телефоном, разглядывая сложное переплетение орнамента на ковре.

Через мгновение Гриффин уже шел по коридору. Однако, прежде чем выйти, он брызнул на себя немного одеколона.

В отличие от сан-францисского, оклендский порт расположен довольно далеко от пролива Золотые Ворота, поэтому море тут спокойнее, глубина вполне достаточна для грузовых судов, и, что главное, сюда подходит трансконтинентальная железная дорога. При таком местоположении он мог бы стать самым процветающим портом в Северной Америке, и мэр Дэви пообещал, что когда-нибудь так и будет. Однако портом управляли так же, как и всем Оклендом, поэтому он оставался бедным родственником сан-францисского, грязным и заброшенным.

Однако сюда приходили корабли из Германии и других побежденных стран. Картер переправился на пароме из Сан-Франциско («5 центов», записал он в тетради) и взял такси («35 центов, включая чаевые») до самого дальнего пирса. Вонь стояла ужасная: завод по производству консервированных сардин вывалил неподалеку отходы.

«Гермиона» пришвартовалась у самого дальнего пирса рядом с одноэтажным строением, слишком большим, чтобы называться хибарой, и слишком покосившимся для склада. Здесь временно размещали экипажи иностранных судов, которым надо было дождаться местных партнеров. Внутри постоянно гулял сквозняк.

Картер с утра был на подъеме: он запускает новое шоу. Безденежье заставило его вновь почувствовать себя молодым и голодным. Всё помещение было заполнено ящиками и брезентом; в каком-то смысле Картер ощущал себя здесь, как дома.

Макс Фриц, расхаживавший из угла в угол, бросил на пол окурок и взял руки Картера в свои.

– Макс Фриц, – сказал он. – Здравствуйте. Здравствуйте. Хорошо.

У него были запавшие щеки, обвислые усы и седая щетина на подбородке. На лице застыла неизбывная скорбь, словно он, Макс Фриц, в одиночку проиграл войну.

Фриц заготовил речь о том, что приветствует знаменитого фокусника во имя международных отношений, но от волнения растерял свой английский. Картер произнес несколько слов по-немецки, уверяя, что всё будет хорошо. Потом добавил по-английски:

– Брат сказал, у вас есть что-то для моего шоу.

Фриц, опустив глаза, ответил, что в последнее время фирма выпускала наборы инструментов. Однако в Германии никто больше не хочет покупать его продукцию.

– Не хорошо, «BMV» не хорошо.

Картер не мог этого вынести.

– Правда, всё будет отлично. Я постараюсь помочь вам. Покажите ваш автомобиль.

Фриц замер.

– Вам нужен автомобиль?

– Да. А что?

– Gott. – Фриц застонал, растерянно сунул руку в карман, вытащил коробку мятных леденцов и положил два в рот. – «ПЕЦ»? – предложил он.

Картер взял холодок.

– Возьмите всю коробку, – сказал Фриц. – Их тут ящики.

Отбросив брезент, он начал извиняться, что не привез автомобиль. Он поймет, если Картер решит разорвать контракт.

Это был мотоцикл. Черный, обтекаемый, очень европейский – самый красивый механизм, который Картер видел в жизни. Не мотоцикл – мечта; за такой он готов был бы драться. Скорее бы сесть и поехать. Не хотелось прерывать расстроенного немца, который сказал, что ненавидит мотоциклы, но они всё же ближе к самолетам, чем наборы инструментов. Макс Фриц перечислял технические характеристики, словно части конской туши. Два горизонтально расположенных цилиндра с поперечными клапанами; два вида тормозных накладок (твердые для сухой погоды, мягкие – для сырой), трех-скоростная коробка передач. Будь здесь Ледок, он бы понял; Картер больше смотрел на привлекательный внешний вид – хромированный мотор на черной блестящей раме, тонкие белые полосы на баке и на крыльях. Американские мотоциклы снабжались двумя безобразными багажными ящиками; у этого, R-32, были две сумки для инструментов, обтекаемой формы, черные, все с теми же белыми полосами и эмблемой компании: кругом, разделенным на синие и белые четвертушки. Единственное цветовое пятно – умный штрих.